Изменить размер шрифта - +
И уж перед разлукой со своей горной родиной — Швейцарией Рейн дарит ей на прощанье нечто редкостное — Шафгаузенский водопад.

От одного каменистого берега до другого здесь всего сто семьдесят метров. Быстрая, порожистая река, загнанная в эту долину, совершает прыжок через горный кряж и срывается со скального уступа высотою в добрый восьмиэтажный дом (24 метра). С ревом и грохотом валящаяся река обтекает два уцелевших среди кипящей стремнины утеса.

Среди множества гостей, любующихся водопадом, часто бывают не только праздные зеваки, богатые туристы и усердные художники с мольбертами, альбомами и этюдниками, но и люди деловые, думающие над тем, как обуздать и приручить эту дикую силищу; нередки здесь и путешествующие ученые, и авторы путевых очерков, и поэты-романтики, поклонники могучей природы.

Всем им швейцарский север обещает немало интересного и помимо Рейнского водопада. Романтичен и красив средневековый город Шафгаузен с его остроконечными кровлями, своеобразным здешним диалектом жителей, мшистыми стенами крепости Мунот и очень почтенным собором XII века. Простоять более семи столетий на пути стольких рыцарей, воинственных орд и наполеоновских армий удавалось, увы, не каждой древней постройке! Солдаты Наполеона сожгли здесь, например, уникальный висячий деревянный мост XVII века…

На башне-часозвоне шафгаузенского собора висит звучный колокол, сработанный большим средневековым мастером-литейщиком. Горожане гордятся им, и любой поможет прочитать и перевести древнюю латинскую надпись на позеленевшей колокольной меди, среди затейливой вязи узоров:

Vivos voco. Mortuos plango. Fulgura frango. — ЗОВУ ЖИВЫХ. ОПЛАКИВАЮ МЕРТВЫХ. УКРОЩАЮ МОЛНИИ.

Это звучит как клятва или девиз большой жизни. Поистине «медь торжественной латыни»!..

Но слова эти кажутся давно слышанными, знакомыми, потому что во все века и всем народам разнесла их звучная медь мировой поэзии: поэт Шиллер, в самом расцвете сил, увлеченный красотою Рейнского водопада и романтикой города, избрал девиз шафгаузенского колокола эпиграфом к своей «Песне о колоколе» — самому вдохновенному гимну во славу творческого мастерства. Было это в 1799-м…

А полустолетием позже — в 1857-м — первая формула латинского девиза: «Вивос воко!» — «Зову живых!» — снова прозвучала колокольным набатом над всем миром насилия и лжи: русский мыслитель и борец за вольное слово Александр Герцен взял эпиграф шиллеровской поэмы и надпись со старинного колокола девизом для своего боевого, революционного «Колокола» — самого звонкого в России!

 

Еще одиннадцать лет спустя, в конце июля 1868 года, обновившаяся семья Александра Ивановича Герцена любовалась Шафгаузенским водопадом с открытой террасы гостиницы Швейцергоф, построенной на скалах чуть не в самой стремнине.

Восхищенные зрелищем, оглушенные ревом потока, мокрые от брызг, они все, восьмером, осторожно спустились по крутой лестнице к небольшой заводи, размытой напором волн за многие века. Здесь их поджидал лодочник, чтобы перевезти на другой берег, к экипажам.

Снизу водопад казался еще грознее и величественнее. Разноцветные радуги вспыхивали то тут, то там, особенно когда ветерком относило тучу брызг подальше. Герцен вел за ручку свою младшенькую, Лизу. Старший сын, Александр, медик-физиолог, помогал дамам усаживаться в лодку. Красивая старшая Наталья, прозванная в семье Татой, пропустила вперед мачеху, Наталью Алексеевну Тучкову-Огареву. За нею уселась воспитательница и друг семьи госпожа Мальвида Мейзенбуг. После смерти первой жены Герцена она делила с Александром Ивановичем заботы об осиротевших детях — Саше, Тате, Оле. Последней забралась в лодку Ольга, 18-летняя барышня, лицом и манерами менее напоминавшая покойную мать, чем Тата. Шалунью и капризницу Лизу, дочку от Натальи Алексеевны, второй жены, Герцен усадил рядом с собою.

Быстрый переход