У двери Мери Белл обернулась.

– Независимо от того, как поступит Трент… если окажется, что я ошиблась, и он не захочет вмешиваться… ты, пожалуйста… дай мне знать, что происходит. Если Мери Кейт жива, мне очень хотелось бы знать об этом.

Сдерживая слезы, Кейт кивнула.

– Вы понимаете, что у вас нет законных оснований вмешиваться в любые решения, которые я принимаю в отношении моей дочери?

– Кейт, я всего лишь хочу знать, что она жива. Даже если я никогда ее не увижу… – Голос Мери Белл дрогнул. – Просто позвони… позвони. Это все, о чем я прошу. Тебе не нужно вдаваться в подробности.

– Хорошо. Если одна из девочек окажется Мери Кейт, я дам вам знать.

– Спасибо, дорогая.

Кейт открыла дверь. Мери Бел вышла и, не оглядываясь, пошла по коридору. Кейт увидела, как Гатри взял ее под руку и вывел из гостиницы. Тяжело вздохнув, Кейт вернулась в номер и закрыла дверь.

Что, черт возьми, только что произошло?

Неужели тетка Трента изменилась так сильно, что вызвала у нее расположение? Или она притворялась, чтобы выведать информацию? Какая разница? У Мери Белл больше нет власти над ней. Кейт больше никогда не придется ей угождать.

Она выключила свет, оставив один ночник, сняла халат, бросила его на кресло и растянулась на кровати, глядя в потолок. Перед глазами проносились картины прошлого. Воспоминания, от которых хотелось избавиться.

Первый раз, когда они с Трентом занимались любовью. Ее пышная свадьба под руководством Мери Белл. Ее мольбы о переезде из Уинстон-Холла в собственный дом. День, когда родилась Мери Кейт. Любовь. Счастье. Отчаяние. День, когда похитили ее дочь. Страх. Гнев. Боль.

Кейт лежала, охваченная жалостью к себе, терзаемая воспоминаниями, и сердце у нее разрывалось, как будто только сегодня рухнул ее мир и она потеряла ребенка и единственного мужчину, которого любила. Кейт нечасто сетовала на свою злосчастную долю, но на этот раз она не могла справиться с собой.

Но ты не любишь Молли. Уже несколько недель он подумывает о том, чтобы сделать ей предложение, и каждый раз эта мысль останавливает его. Ему кажется, будто и для него, и для Молли лучше, что они не влюблены друг в друга. Их связывает настоящая дружба и уважение. Он был безумно влюблен в Кейт. Ни одна женщина не вызывала у него таких чувств. И вот как плохо все это закончилось. Они причинили друг другу невыносимую боль. Он разочаровал ее, предал, и она вырвала у него сердце, когда покинула его.

Помоги ему Бог, но боль до сих пор в нем жива. Сильная боль. Он чувствует к Кейт гнев и недоверие, но физическое влечение, когда-то с неодолимой силой толкнувшее их в объятия друг друга, по-прежнему существует, по крайней мере, у него. Ему хотелось бы отрицать этот факт, но он не может. Ну, ладно, у него осталось старое доброе вожделение. С этим он справится, не так ли? Несомненно! Надо только избегать Кейт.

Но твоя дочь. Твоя Мери Кейт. Она умерла, ответил он себе. Нельзя допустить, чтобы на него подействовал энтузиазм Кейт. То, что она верит, будто Мери Кейт была одной из девочек, похищенных преступной шайкой, не является основанием для того, чтобы питать надежду найти их дочь. Пусть Кейт верит в чудеса, пусть лелеет мечту, что их ребенок еще жив и когда-нибудь они воссоединятся с ней. Он не может разделять эту мечту, потому что для него это кошмар. Спустя несколько месяцев после похищения Мери Кейт он понял, что сможет существовать только в том случае, если расстанется с памятью о дочери. Все, кто занимался делом Мери Кейт – местная полиция и отделение ФБР в штате Алабама, – считали, что, если ребенка не найдут в течение месяца, им нужно оставить надежду и считать свою дочь навсегда потерянной. В отличие от Кейт он так и сделал.