Никаких следов удушья. Да и вообще – никаких следов. Ни одной наружной раны. Тело окоченело довольно давно – судя по всему, с момента смерти прошло не меньше девяноста часов.

Андо помнил, какое волшебное сияние излучала ее кожа, когда девушка была жива. Сколько раз в своих фантазиях он мечтал о том, чтобы привлечь ее к себе, коснуться губами ее кожи... Теперь у него не осталось никаких шансов, что когда‑нибудь это произойдет. Молодая женщина, в которую он был почти что влюблен, превратилась в то, что лежало теперь перед ним на анатомическом столе.

С этим невозможно было смириться. Андо чуть не задохнулся от злобы и негодования.

– Вот дерьмо, – процедил он сквозь зубы.

Полицейский не сумел скрыть удивления:

– Вы что, были с ней знакомы?!

Андо едва заметно кивнул.

– Вот ведь... – промямлил Накаяма и замялся. Он не знал, в каких отношениях был Андо с погибшей, и поэтому не мог подобрать нужных слов.

После небольшой паузы заговорил полицейский.

– Не могли бы вы помочь полиции связаться с родственниками покойной? – вкрадчиво спросил он.

В этих вежливых словах слышалась надежда. Еще бы! Если доктор действительно знал мертвую девушку, то это спасало полицейского от утомительной процедуры опознания.

Не говоря ни слова, Андо достал из кармана ежедневник и быстро пролистал его в поисках нужного номера – он был уверен на сто процентов, что записал телефон родителей Маи на одной из страниц. Номер нашелся. Андо переписал его на клочок бумаги, написал сверху фамилию девушки и передал записку полицейскому. Внимательно изучив записку, тот на всякий случай еще раз спросил:

– Уважаемый доктор, извините, что я снова спрашиваю, но вы уверены, что не ошиблись? – он говорил еще вежливей, чем раньше.

– Да‑да, я уверен. Это Маи Такано.

Полицейский побежал к телефону сообщать родителям Маи о смерти их дочери. Андо очень живо представил себе эту сцену: звонит телефон, мать Маи снимает трубку и слышит самодовольный голос: «Говорит офицер такой‑то из такого‑то полицейского участка. Ваша дочь умерла...» Андо вздрогнул. Ему стало жалко несчастную женщину. Она не упадет в обморок, она даже не заплачет – в этот ужасный момент весь мир вокруг нее просто рухнет, буквально сойдет на нет.

Он больше не мог оставаться в прозекторской. Ни единой секунды. По комнате плыл легкий запах гниения. Впрочем, этот запах не шел ни в какое сравнение с тем, который заполнит прозекторскую, когда скальпель войдет в мертвую плоть Маи Такано. А после того как оболочки органов будут разрезаны и патологоанатом приступит к исследованию внутренностей, здесь будет почти невозможно дышать.

Андо знал, какой долгой бывает иногда память на запахи, и ему нисколько не хотелось хранить потом это мучительно воспоминание... Он не мог допустить, чтобы отвратительные испарения трупных ядов запятнали тот светлый образ, который жил в его сердце.

Андо наклонился к Накаяме и прошептал ему на ухо:

– Я пойду.

Накаяма с сомнением взглянул на него:

– Может быть, все‑таки останешься?

– Честно говоря, я сейчас немного занят – мне нужно закончить протокол, но я бы хотел узнать о результатах вскрытия.

– Я понял. Нет проблем.

Подумав, Андо положил руку Накаяме на плечо и снова зашептал ему на ухо:

– Обрати внимание на коронарную артерию и, пожалуйста, возьми из артерии образец ткани.

Накаяма удивленно вскинул брови: просьба коллеги и сам факт, что у Андо есть какие‑то предположения относительно причин смерти – все это показалось ему довольно странным.

– Покойная болела ангиной? – язвительно спросил он.