– В каком смысле?

– Короче, на фотографии было совсем другое лицо.

Андо молча ждал продолжения.

– Как бы это объяснить... Садако Ямамура, которая изображена на фотографии, и та Садако, которую я себе представлял, – это не одно и то же. Девушка на фотографии очень красивая, но она... ч‑черт, я не могу объяснить.

– Ну уж постарайся как‑нибудь.

– Тебе легко говорить «постарайся»... Я совсем уже запутался. В общем, после того как я увидел фотографию, я вспомнил одного своего друга, художника‑портретиста. Как‑то раз у нас зашел разговор о человеческих лицах. Я тогда у него спросил, какой тип лиц для него самый сложный. Ну, с точки зрения профессионала. Он сказал, что в принципе может нарисовать любое лицо, потому что у каждого лица есть свои характерные черты. Чем лучше художнику удаются именно эти черты, тем убедительней получается портрет. А потом он добавил, что лично для него самое трудное – это нарисовать свое собственное лицо. Понимаешь? А если речь идет о человеке с повышенным самосознанием, то вероятность, что он сможет нарисовать правдивый портрет самого себя, и вовсе близка к нулю. У него все время будет получаться кто‑то другой.

– Ну и что дальше? – спросил Андо. Он вообще не понимал, какое отношения имеет друг‑художник к случаю с Садако.

– Дальше? Ну смотри сам – все места и лица описаны с фотографической точностью.

– Ну и что? Мы же с тобой не фильм смотрели, а читали рассказ. Понимаешь?

– Но это был не просто рассказ. Это были RING‑файлы.

Андо начал терять терпение. Толстяк без конца повторял одни и те же бессмысленные слова, но толком ничего не объяснял. Как ребенок, который никак не решается сделать первый шаг.

– Слушай, Мияшта, почему бы тебе просто не рассказать, что там происходит в твоей тупой башке?

Он услышал, как толстяк на том конце провода глубоко вздохнул.

– Можем ли мы с уверенностью сказать, что именно Казуюки Асакава написал этот отчет?

...А кто же еще?..

Андо хотел было сказать это вслух, но услышал в трубке характерный прерывистый гудок – у Мияшты кончалась телефонная карточка.

– Черт, у меня карточка сейчас закончится. Слушай, твой факс принимает фотографии? – толстяк говорил очень быстро, чтобы успеть до того, как связь прервется.

– Продавец клялся, что да.

– Ну вот и замечательно! Я тогда перешлю тебе фотографии Садако по факсу. Я хочу, чтобы ты проверил, соответствует ли ее лицо тому, что ты себе нафантазировал. И если нет, то, значит, я...

Карточка закончилась, связь прервалась. Вместо Мияшты в трубке зазвучали короткие гудки. Андо несколько секунд сидел в оцепенении, все так же поддерживая трубку плечом. Вода в ванной перестала литься, и вся квартира погрузилась в тишину. Откуда‑то подул холодный ветер, он посмотрел в сторону окна и увидел, что оно слегка приоткрыто. Сквозь щель в комнату проникал холодок зимней ночи. Андо услышал визг шин, громкие сигналы автомобилей. Эти резкие, неприятные звуки пронизывали холодный сухой воздух улицы. В отличие от уличного, воздух в квартире был теплым и влажным. Сквозь щели в двери‑гармошке просачивались струйки пара. Масако не спешила выходить из ванной.

Андо задумался над словами Мияшты. Он прекрасно понимал, что сейчас переживает его друг. Да он и сам переживал примерно то же самое. Только вот Мияшта, вместо того чтобы сидеть весь день как на иголках и ломать голову, заразился ли он Ring‑вирусом или нет, решил действовать на свой страх и риск. Он вспомнил, что в театральной студии хранились фотографии Садако и, не откладывая дела в долгий ящик, поехал туда, чтобы еще раз проверить свою гипотезу. Но странное дело – фотографии не соответствовали тому образу, который Мияшта представил себе после прочтения RING‑файлов.