– Не хотелось бы влезать в церковные дела.

– А кому хотелось бы? Особенно если проковырять в их скорлупе дырку, то оттуда хлестнет таким дерьмом...

– Боже, сохрани нас, – вполне серьезно отозвался Монтойя.

Глава 31

– Ты прекрасно знаешь, Саманта, что я не имею права давать какую-либо информацию, касающуюся наших пациентов.

Иного ответа и нельзя было ожидать от Даны Эриксон, сокурсницы по колледжу, чьи поучения и советы она выслушивала в перерывах между лекциями и мечтала в будущем когда-нибудь перенять этот авторитетный тон человека, знающего то, что другие вряд ли смогут постичь.

Хотя, как оказалось, блестящая ученая дама заканчивала свою карьеру не нобелевским лауреатом и не академиком, а лишь рядовым врачом в частной психиатрической клинике Святой Девы в Калифорнии, для Саманты это не послужило поводом для злорадства. И утешением тоже. Окошко приотворилось и захлопнулось. И бог с ним! Из такого источника не почерпнешь и чайной ложки информации. Об этом она предупреждав и Тая, и детектива Бентса. Психиатры в таких клиниках запирают рот на три оборота ключа и не любят, когда к ним стучатся в дверь.

Общение с бывшей сокурсницей, пусть краткое и не личное, а лишь по телефону, пробудило у Саманты некоторые воспоминания. Дана пренебрегала студенческой средой, предпочитая вращаться в кругу преподавателей и явно заигрывая с Джереми Лидсом, который, кончил тем, что дал Саманте свою фамилию. Саманта подозревала, что ее брак с Джереми нанес удар и самолюбию, и определенным расчетам честолюбивой соперницы.

Поэтому Дана и играла с Самантой в «прятки» пару суток, пока их не вывели на связь под мягким нажимом полиции.

– Бесполезно о чем-либо меня спрашивать, Саманта, – снова повторила Дана.

– Я понимаю, но в Новом Орлеане объявился серийный убийца. В ходе полицейского расследования протянулась ниточка, ведущая к Кенту, брату Анни Сигер. Возможно, это он виновен в преступлениях.

– Никакие твои доводы не повлияют на наши порядки. Могу лишь подтвердить, что занималась с Кентом, но это было давно, сразу после самоубийства Анни. Потом он выписался, а если я открою, что записала в его медицинской карточке, это будет стоить мне места.

– Речь идет о жизни многих женщин, – попыталась воззвать к ее милосердию Саманта, но все было бесполезно.

– Сожалею, Саманта, но ничем не могу тебе помочь.

На том конце провода, в Калифорнии, повесили трубку. А та, что была прижата к уху Саманты, стала вдруг ледяной.

Звонок в Калифорнию она сделала из офиса радиостанции, где из репродукторов постоянно звучал тихий джаз, предваряющий начало каждой программы, и где вот-вот должно было собраться экстренное совещание. Весь персонал сидел как на иголках в ожидании, к какому выводу придет высшее начальство, обменявшись мнениями.

Полиция подключила к прослушиванию все телефоны. Сотрудникам было строжайше приказано помалкивать о какой-либо связи «Полуночных исповедей» с серийным убийцей, но слухи все равно просочились и распространились быстрее радиоволн. Саманту городские обыватели сравнивали с Пандорой, открывшей легендарный ящик и посеявшей хаос в мире, и винили в том, что она выпустила чудовище, разгуливающее теперь по улицам Нового Орлеана.

Джордж Ханна был потрясен и пребывал на грани нервного срыва, правда, неизвестно, от радости или от ужаса. Рейтинг чуть ли не зашкалил за сто процентов. Станцию слушали все, и во всех барах и в кафе то и дело вспыхивали споры, где высказывалось опасное для его репутации мнение, будто все это затеял Ханна в рекламных целях в сообщничестве с доктором Самантой. Однако был и положительный результат – чуткое ухо радиослушателя приникло к приемнику, пальцы крутили колесико и находили именно эту волну, а рекламодатели спешили заключить срочные договоры.