– Он всегда любил карты.
Рикардо Лаверде всегда нравились карты. Он хорошо учился в колледже (был в тройке лучших в своем классе), но больше всего любил упражнения с картами, когда надо было чертить карандашом с мягким грифелем, пером или шариковой ручкой на кальке или бумаге контуры Колумбии. Ему нравились правильные пропорции амазонской трапеции, плавный тихоокеанский берег, похожий на лук без стрелы, он мог нарисовать по памяти полуостров Ла-Гуахира и с завязанными глазами попасть булавкой на карте в озеро Нудо-де-Альмагера. За все время его учебы единственные замечания за нарушение дисциплины он получал на занятиях по картографии, потому что заканчивал задания за половину отведенного времени, а потом помогал чертить карты товарищам в обмен на монету в пятьдесят сентаво, если речь шла о политико-административном делении Колумбии, или за одно песо, если это была гидрографическая карта или карта климатических зон.
– Зачем ты мне это рассказываешь? При чем тут это?
Когда он вернулся в Колумбию, отсидев в тюрьме девятнадцать лет, естественно, он стал искать работу, связанную с самолетами. Постучался в несколько дверей: аэроклубы, авиационные академии, но для него они были закрыты. Затем его осенило попытать удачу в Географическом институте Агустина Кодацци. Ему устроили экзамен, и через две недели он пилотировал двухмоторный «Коммандер 690A», экипаж которого состоял из двух пилотов, двух географов, двух техников, а на борту было сложное оборудование для аэрофотосъемки.
Этим он и занимался в последние месяцы своей жизни: поднимался в небо на рассвете из аэропорта Эль-Дорадо и летал над Колумбией, а бортовая камера снимала негативы высокого разрешения; после долгой лабораторной обработки и классификации они окажутся в атласах, по которым тысячи детей узнают, какие притоки есть у реки Каука и где берут начало Западные Кордильеры.
– Приятно думать, что наши дети, если они когда-нибудь у нас родятся, будут учиться по фотографиям Рикардо, – сказала Майя. – А потом отец очень по-дружился с фотографом.
Его звали Франсиско Ирагорри, но все назвали его Пачо.
– Худой парень примерно нашего возраста, похожий на маленького Иисуса, краснощекий, остроносый, ни единого волоска на лице.
Майя нашла его, позвонила и пригласила приехать в Лас-Акасиас в начале 1998 года, он-то ей и рассказал, как прошла последняя ночь Рикардо Лаверде.
– Они всегда летали вместе, потом выпивали по кружке пива и прощались. А через пару недель встречались в лаборатории института и вместе обрабатывали фотографии. Вернее, это делал Ирагорри и позволял отцу смотреть и учиться. Анализировать фотографию в трех измерениях. Пользоваться стереоскопической аппаратурой.
Ирагорри сказал, что отец радовался, как ребенок.
За день до убийства Рикардо Лаверде пришел в лабораторию к Ирагорри. Было поздно. Ирагорри понял, что его визит не имеет отношения к работе, и в два счета догадался, что летчик попросит у него деньги в долг: нет ничего проще, чем понять, что кто-то хочет просить вас о финансовом одолжении. Но и за тысячу лет он не угадал бы, зачем ему деньги: Лаверде хотел купить запись черного ящика. Он объяснил, о каком полете шла речь. Объяснил, кто погиб.
– Ему нужны были деньги для взятки чиновникам, которые могли достать кассету, – сказала Майя. – Похоже, если ты знаешь правильных людей, это не так уж и сложно.
Проблема была в сумме: Лаверде требовалось много денег – больше, чем обычно носят в кошельке, больше, чем можно снять в банкомате. Друзья, пилот и фотограф, решили: они допоздна задержатся в Географическом институте, будут разбирать негативы, исправлять неверные координаты, а около одиннадцати тридцати вечера пойдут к ближайшему банкомату, чтобы снять максимально возможную сумму, и сделают это дважды: до и после полуночи. |