Контр-адмирал приказал играть боевую тревогу, выслать к острову самолет-корректировщик и включить радиолокатор. Михаил поднялся в свой отсек, который висел, словно бочка, внутри решетчатой мачты линкора. Операторы уже разогревали аппаратуру, и бегавший по экрану луч высвечивал расплывчатое пятно Туару, лежавшего пока за пределами надежной работы радара. Однако прошло совсем немного времени, «Халхин-Гол» подошел к этому клочку суши на пятьдесят пять километров, изображение стало более отчетливым, и Каростин доложил в боевую рубку, что рядом с островом действительно просматривается неподвижный корабль.

При этом Михаил едва не опростоволосился, когда по привычке чуть не назвал контр-адмирала просто Матвеем, словно они сидели дома в кругу семьи…

— Москва подтвердила, что экспедиция атакована, — прохрипел из телефонной трубки голос Биберева. — Держи связь со старшим артиллеристом.

Корабль мчался в атаку двадцатиузловым ходом, и дистанция быстро сокращалась: пятьдесят километров, сорок, тридцать пять, тридцать…

Артиллеристы отсчитывали дальность в десятых долях мили: триста пятьдесят кабельтовых, триста, двести пятьдесят… С этого расстояния линкор, оставаясь невидимым за эфемерной чертой горизонта, уже способен был достать неприятеля шестнадцатидюймовыми снарядами. По приказу Биберева «Халхин-Гол» сбавил скорость до восьми узлов и сменил курс, обратив нос к норду, а левый борт — к Туару.

Огромные двухорудийные башни развернули стволы пушек перпендикулярно к продольной оси линкора.

Каростин сообщил дистанцию и азимут, старший артиллерист, сверившись с таблицами, передал командорам необходимые углы возвышения стволов, и громыхнул первый залп. В каждой двухорудийной установке стреляла только правая пушка — одновременный залп всей восьмерки шестнадцатидюймовок был невозможен, поскольку чудовищная сила отдачи могла повредить крепления башен. Спустя минуту четыре снаряда упали возле цели, и радарную отметку вражеского крейсера заслонили искры помех. С борта КОР-3 передали: есть накрытие, цель повреждена. Убедившись, что взят верный прицел, из рубки отдали приказ открыть беглый огонь. Сначала вышвырнули свои заряды левые орудия, а затем, не дожидаясь результатов нового залпа, боевые расчеты повторно разрядили правые пушки. Когда трассы этих снарядов уткнулись в поверхность океана, отгрохотали разрывы и рассеялись помехи, цель исчезла с радарного экрана. Затем и пилот гидроплана сообщил, что крейсер уничтожен.

Вскоре после полудня «Халхин-Гол» встал на якорь напротив лагеря экспедиции. Неподалеку сиротливо выглядывала из-под воды верхушка мачты японского корабля, разодранного на куски ударами громадных — каждый больше тонны весом — снарядов. Биберев и Каростин в сопровождении нескольких моряков направились к острову на моторном катере. Встретивший их у кромки прибоя Недужко, не успев толком поздороваться, зашептал:

— Что делается, товарищи! Наш полиглот Игорь Старостин допросил пленного японского офицера. Страшные вещи мы узнали, — оказывается, их флот сосредоточен у Курил и вот-вот двинется бомбить Владивосток!

— Мы уже в курсе. Немедленно эвакуируем экспедицию и уходим. — Контр-адмирал подозвал матроса-сигнальщика: — Просемафорь на линкор, чтобы выслали шлюпки… Роман, сколько у тебя здесь народу?

— Двадцать два члена экспедиции, тридцать один человек из экипажа парохода да контуженных япошек из воды десятка два выловили.

Матрос замахал флажками, передавая адмиральский приказ. С обоих бортов «Халхин-Гола» начали опускаться на океанские волны весельные шлюпки. Ученые бросились в палатки собирать личные вещи и найденные на острове изделия гонтов.