До того как стать Фаоланом, он прожил жизнь как Эо, медведь-гризли. А до медведя Эо он был полярной совой Фионулой. Первой же его душой была душа древнего волка Фенго, которого так называли много сотен лет назад, когда он возглавлял племя обессилевших от голода волков в их походе из охваченной Долгим Холодом Синей Дали на восток, в страну Далеко-Далеко – в походе, который зеркально повторяет их нынешний путь на запад. Он был Фенго, первым вождем Стражи Кольца Священных Вулканов. Его имя стало почетным титулом, который наследовали десятки других фенго на протяжении тысячелетия.

Но животные, направлявшиеся к Синей Дали, не знали об этом. За исключением, вероятно, Эдме. Такие мысли быстро промелькнули в голове у Фаолана, пока они обменивались с ней взглядом. Но все же волки не промолвили ни слова, да и о чем им было говорить? Эдме покрепче сжала зубами кость, и Фаолан почти физически ощутил боль в ее бедре, как будто это была их общая боль. Глубоко внутри Эдме тоже покоилось что-то очень древнее, почти позабытое. У нее не было никаких отметин душ вихря, но ее странная походка и эта кость пробуждали в Фаолане какие-то смутные ощущения, похожие на едва заметный шепот в ночи. Древняя бедренная кость так и приковывала его взгляд. Ему казалось, что это самая прекрасная кость на свете, с изумительными узорами, почти стершимися от времени.

Эту кость он нашел в Пещере Древних Времен, когда луч лунного света, проникший через расщелину в потолке, упал на землю. И именно в это мгновение Фаолан встретил своего первого духа вихря» – Фенго. Все это произошло мгновенно или, по крайней мере, представлялось мгновенным сейчас, когда он вспоминал о том случае. Он взял эту кость, но потом ее понесла Эдме. На ней были выглоданы древние знаки – вероятно, слова на древнем волчьем языке, – и, хотя Эдме знала древний язык еще меньше, чем Фаолан, ему казалось, что она лучше ощущает связь с этой костью. Возможно, это просто игра воображения, но ему казалось, что, когда Эдме несет эту кость, она меньше хромает.

Но вот Эдме отвернулась и продолжила трусить дальше слегка хромой походкой; с каждым шагом их общая боль понемногу меркла, как меркнут звезды на рассвете. Фаолану не хотелось, чтобы эта боль прошла полностью. Ему очень хотелось разделить боль Эдме.

Не вини Синюю Даль

Ветер постепенно стихал, пока не превратился в тихое дуновение вдоль льда, слегка мерцающего у их лап. Оба волка поднялись повыше, оглядывая местность в поисках возможных чужаков. Кайла сказала, что их может преследовать Хип и что свора чужаков многочисленнее их отряда. Фаолану становилось не по себе от мысли, что их выслеживает шайка диких волков под предводительством Хипа. Хип – один из самых злобных и завистливых волков, руководствующийся исключительно своими низменными инстинктами. Да, он предводитель, но куда он ведет свою шайку дикарей – к неминуемой смерти? Фаолан чувствовал, что попал в ловушку – в ловушку между чужаками позади и неизвестностью впереди. Что ожидает их дальше? Гибель в холодной воде, когда ледяной мост растает и разрушится у них под ногами? По мере того как опускалась тьма, далекая дымка на западе, где находилась Синяя даль, густела, и, казалось, обвиняла в чем-то Фаолана. Может быть, даже насмехалась над ним.

Эдме сделала еще один круг, рассматривая окрестности, и остановилась.

– Не вини Синюю Даль, – сказала она тихим голосом.

– Что?

– Ты знаешь, что я хотела сказать, Фаолан, – Эдме ткнулась носом в его загривок.