В его второй ипостаси — космического представителя органов безопасности России — доктор наук Давлат Наилевич Камалов оказался дотошным, нацеленным на успех, истым энтузиастом своего дела. Он регулярно отправлял пространные отчеты о работе экспедиции и себя лично, отчего довольно скоро завел приятельские отношения с «почтовиком» — оператором бортовой связи Вадимом Полюшкиным.

Основной специальностью Вадима значилась кибернетика и, прежде всего, ее ксенологическое направление — подобно лингвисту незаурядное дарование Полюшкина было законсервировано на случай возможного контакта с инопланетным разумом. Пока же Вадим был всеобщим любимцем как мастер на все руки и технологии, с легкостью могущий эксплуатировать, отлаживать и ремонтировать все устройства связи и любые компьютеры.

Теоретически «почтовик» «Звезды», хотя это и было строжайше запрещено, был способен внести изменения в работу программного обеспечения даже бортовых компьютеров, что в крайних случаях подразумевалось рядом параграфов Экстренного Протокола, этой подлинно священной книги звездных экспедиций тех лет.

В итоге совпали детали сразу нескольких механизмов, и вошли в резонанс частоты вращения невидимых маховиков, которые двигали судьбами всей экспедиции…

Звездолеты землян к тому времени уже прошли плоскость протопланетного диска, очутившись во внутренней полости этого колоссального бублика. Получив необходимые расчеты от штурманской группы, Полюшкин немедля известил командира корабля Надежина: твердой гарантии, что радиодонесения «Звезды» будут по-прежнему в нормальном режиме покидать окрестности звезды Вольф 359 и уходить к Земле, больше нет.

Разумеется, это не стало экстренной новостью ни для капитана, ни для других членов экипажа. Радиосигнал в одну сторону должен был идти почти восемь лет, а обратный ответ — соответственно уже шестнадцать. Никакой сколько-нибудь адекватной двусторонней радиосвязи на таких расстояниях нет, да и быть не может. Но теперь уже и односторонняя связь обоих звездолетов с родиной оказалась под вопросом, пока Землю затенял колоссальный первобытный массив протопланетного диска.

Последним колесиком механизма судьбы стала, как ни странно, ППСС — плановая профилактика средств связи.

На двадцать шестые сутки после открытия Сильваны «Восход» приводил в порядок антенны, и в перечне молчащих диапазонов оказался именно тот, единственный, полоса пропускания которого выдала «Звезде» аванс, оценивать значимость которого впоследствии предстояло многим поколениям историков российского покорения космоса.

Оценивать и спорить до хрипоты, потому что в тот знаменательный день капитан «Звезды», командир экспедиции Петр Надежин, сделал шаг, поставивший всё их предприятие на грань катастрофы.

Когда Полюшкин принял пространную радиопередачу, исходящую с Сильваны, он, разумеется, первым делом доложил о ней Надежину.

* * *

— Что?! Радиопередача?!

— Именно так, Петр Алексеевич! — Полюшкина буквально колотило от возбуждения. — Радиопередача с Сильваны! Если быть точным: то ли с Сильваны, то ли с ее орбиты!

— Кому-то сказал?

— Нет, сразу к вам.

— Правильно. Ну и что за передача? Какой-то код?

— Да вот самое главное! Там не то чтобы код! Первая часть передачи по сути на линкосе!

— На линкосе… Погоди, это что-то из криптографии?

— Линкос — это такая штука… Ее один голландский математик еще в двадцатом веке разработал, некто Фройденталь… Это, если угодно, самопоясняющийся искусственный язык.

— Ну и какие голландцы на Сильване? Вадим, ты выпил, что ли?!

— Никаких голландцев на Сильване, Петр Алексеевич! Просто линкос это настолько очевидная для математика вещь… Нельзя даже сказать, что Фройденталь его «придумал»… Скорее уж открыл.