Лететь, лететь пока хватит горючего. А там — хоть трава не расти!
Шестерка его личных охранников из клана Огненных Братьев способна четверть часа сдерживать перед ревущей стеной пламени любого противника. Тому залогом врожденная редчайшая пирохимия их мезопод — качество, которым обладал и сам Эр, но в гораздо меньшей степени.
Вдобавок командор с изумлением увидел на метровой глубине совсем недалеко от берега массивный стальной цилиндр с иллюминаторами. Это была рубка подводного батискафа, спешно доставленного сюда дирижаблем «аграриев» на правах первооткрывателей Плавта. Эр знал еще со времен их совместной работы с несчастным Аном, что в таких подводных судах «аграрии» размещают свои мини-лаборатории с уникальным оборудованием, предназначенным для контактов с Плавтом.
Зато теперь вокруг бывшей лагуны не ощущалось и следа прежнего ментального фона. Гнетущее настроение было только у Эра, подавляющее же большинство остальных, собравшихся у берега, от военных и правительственных чиновников до зевак и собирателей информации для публичных газет, предвкушало интереснейшее действо или же на худой конец хотя бы подобие циркового аттракциона.
— Он хочет говорить, — прошептала Ута.
— Я понимаю, милая, — ответил Эр. Всё его недавнее желание бежать мигом улетучилось, теперь для него остались лишь Ута и то, что скрывала вода.
Он взял ее за руку.
— Что мы с тобой можем сделать?
Она посмотрела на Эра так, словно он вдруг стал почти прозрачным. И сейчас девушка силилась разглядеть за ним что-то совсем другое, стоящее рядом и доселе сокрытое.
Она медленно отняла руку.
— Мы не можем, — кивнула она. — Я могу. Одна.
Эр смотрел на нее, чувствуя как теперь уже предательский страх начинает овладевать им настолько, что даже его мезопода сморщилась и покрылась мелкими пупырышками, словно от холода.
— Я могу, — повторила Ута.
«Она сама знает, что должна делать, — подумал Эр. — Не думай сейчас о том, что есть. Думай только о том, что будет потом. Иначе не выдержишь этого испытания и разобьешься как стеклянный сосуд. А ведь ты еще не испил его до дна, и не знаешь, что такое — истинная горечь. Она всегда — лекарство, помни об этом. В систему, что открылась сейчас перед тобой, не способен встроиться никто кроме нее. Кроме Уты. Уты…»
Ему показалось, что он окликнул ее вслух. Но она вошла в воду, не оглянувшись. Вошла спокойно и грациозно, несмотря на мешковатые одежды. Как входит купальщица в прохладный и ласковый прибой. Словно не замечая разом повисшей над береговыми холмами мертвой, вязкой тишины.
Глаза девушки были прикрыты, и Эр понял: сейчас она внутренне концентрировалась, как ее учили еще на военной службе.
Сейчас Ута не стояла в лагуне Восточного побережья, не была она и научным сотрудником Университета Трех Столиц. Первый лейтенант Поисковой Службы Ута Ю в эту минуту не слышала даже Плавта.
Она слышала внутри себя два голоса: сначала мягкий, вкрадчивый тон психокорректора на штатном сеансе аутотренинга, в обязательном порядке предписанного Уставом, но слишком далекий и невнятный, чтобы разобрать хоть слово. А затем тихий, хрипловатый баритон инструктора школы десанта в Сегеме, учителя И Пу, лучшего специалиста страны по борьбе с диверсантами.
«Когда ты почувствуешь, что не способна контролировать и даже просто хоть сколько-нибудь влиять на окружающую среду, необходимо сфокусироваться на своей природной сущности, внутренне сгруппироваться и начинать уменьшаться. Уменьшаться до размеров сначала камня — это придаст тебе чувство прочности, затем алмаза — приобретешь грани и, наконец, зернышка — для способности прорасти из вновь приобретенной оболочки твоего существа. |