Мирон целиком сосредоточился на схватке; его чужак сноровисто уклонился от несложного выпада и мигом извлек длинный узкий меч, похожий на фредонские шпаги. Звякнуло железо, чужак защитился и неожиданно легко перемахнул через перила, словно нетопырь.

Лот ожесточенно рубился со своим, уже внизу, перед самым крыльцом. Не успел Мирон соскочить вслед за вертким противником, тот перекликнулся с товарищем, сбросил плащ и взмыл в небо, еще больше став похожим на большого нетопыря.

Мирон, сжимая бесполезный меч, глядел на светлеющие тучи. От Лота чужак тоже удрал, оставив лишь плащ.

— Вот зараза! — сказал Кидси с досадой. — Упорхнул.

Появился встревоженный Демид. Ему показалось, что у друзей затруднения. Он уставился на Мирона, уныло глазеющего в небо, на Лота, уже овладевшего собой и прячущего меч в ножны.

— Что у вас? — спросил Бернага, слегка успокоившись.

Лот вздохнул:

— Удрали. Оба.

— Совсем как тогда, на пожаре: шасть в небо, и нету, — добавил Мирон, нехотя подцепив мечом валяющийся под ногами плащ. — Вот все, что осталось.

— Но одного я все-таки оглушил, — удовлетворенно заключил Лот. — Вон он, голубец, на крыльце прикорнул.

Демид глянул: там стоял довольный Матеус и ухмылялся во все лицо. Проснулись и остальные хуторяне, потревоженные шумом; спешил к ним кое-как одетый Кирк Дюри, мелькали огни в окнах домов. Небо продолжало светлеть: занимался новый день.

Чужак начал приходить в себя только когда окончательно рассвело. Лот здорово его приложил: кожа на голове лопнула, обильно текла густая темно-багровая кровь, быстро чернея. За два часа его успели как следует рассмотреть, сдернув с плеч плащ цвета мокрой хвои.

Как и люди, чужак имел две руки, две ноги, продолговатое тулово и голову; на этом сходство кончалось. Несомненно, что летучие мыши состояли с ним в дальнем родстве. Голова была круглая, с огромными подвижными ушами, глазки маленькие и глубокосидящие, рот большой и зубастый, нос напоминал поросячье рыло, но черное и поизящней. Руки длиннее, чем у человека, свободных пальце три, плюс один противостоящий, на манер людского большого пальца; и еще длинный, заворачивающийся вбок мизинец, к которому приросла кожистая перепонка-крыло. Ног не увидели — не стягивать же сапоги? Одежда — кожаные шаровары и ладная куртка без рукавов, скроенная таким образом, чтобы оставить свободными крылья. Мизинец при необходимости легко сгибался у основания, прижимаясь к запястью и локтю, перепонки обвисали на манер накидки и, несомненно, согревали чужака не хуже одежды, потому что были покрыты мягким ворсом, а внутри их ветвились многочисленные кровеносные сосуды. Весил чужак меньше, чем следовало ожидать от создания такого размера, но это Мирона как раз не удивило, ведь существа, способные к полету, не могут быть грузными. Полые кости, отсутствие жира — только кожа, да мускулы.

Меч, как заметил Мирон раньше, узкий и тонкий, искусная гарда тонкой работы скрывает почти весь кулак. Клинок хорошо закален и мастерски заточен. Кинжал, наоборот, непомерно широкий, как варварский тесак, и слегка изогнутый.

Знака на чужаке не нашли, хотя Лот утверждал, что на шее у того, с которым он рубился, болтался какой-то медальон, правда, непонятно, Знак ли.

Остановив чужаку кровь, снесли его во все тот же сарай Матеуса, где караулили ночью. Хуторяне, наглядевшись, разошлись потихоньку, забот-то у них не уменьшилось.

Чужака усадили спиной к столбу, подпирающему кровлю. Дверь затворили, чтобы ненароком не улизнул. Огненный камень в банке фонаря горел ровно и ярко, освещая почти весь сарай.

Демида Лот отослал наружу на всякий случай: вдруг крылатые вздумают выручать своего дружка? Как не хотелось Бернаге остаться, пошел, скрепя душу.