– И вы можете встать перед ними и объявить, что они будут уволены? И это при нынешнем кризисном состоянии экономики? – спросил профсоюзный деятель дрогнувшим голосом и зажег новую сигарету: предыдущая, недокуренная, догорала в пепельнице.

Филдинг внимательно наблюдал за ним.

– Да, конечно, – ответил Филдинг. – Я считаю, что вам следует пригласить на эту встречу и членов семей рабочих.

– Сэр, – обратился к Филдингу юрист компании, занимавшийся делами этой фабрики. – Вам не нужно этого делать. Это не входит в ваши обязанности. Это целиком дело профсоюза.

– Я хочу этого, – сказал Филдинг.

– А если мы пойдем на снижение заработной платы? – спросил профсоюзный лидер. – По всем статьям?

– Гм, – пробормотал Филдинг и велел принести ему ведомость о прибылях и убытках предприятия.

– Гм, гм, возможно... – сказал он, наконец, после изучения документа.

– Да? Ведь да? – воскликнул профсоюзный руководитель.

– Возможно. Только возможно, – ответил Филдинг.

– Да! – настаивал профсоюзный деятель.

– Мы можем прямо здесь, на фабрике, оповестить людей о закрытии предприятия. Вы успеете собрать здесь всех через два часа? Мне известно, что почти все рабочие находятся сейчас в помещении профсоюза.

– Думаю, успеем, – сказал совершенно подавленный профсоюзный деятель.

– Может быть, за эти два часа я смогу что нибудь придумать. Идет?

– Но что?! – воскликнул профсоюзный делегат с робкой надеждой в голосе.

– Я пока не уверен, – сказал Филдинг, – сообщите им только, что речь, видимо, пойдет о закрытии предприятия, а к вечеру я, может быть, что нибудь и придумаю.

– Мне нужно знать что, мистер Филдинг. Я не могу возбуждать у них надежды, не имея серьезных оснований.

– Ну, так не возбуждайте у них никаких надежд, – сказал равнодушно Филдинг и отправился в сопровождении юриста обедать в свой любимый ресторанчик в Эль Пасо. Там они заказали морских моллюсков oreganato, омара fra diabolo, а к ним заварной крем zabaglione. Во время обеда Филдинг показывал юристу фотографии голодающих. Он сделал эти снимки в Индии, где изучал бедственное положение индусов по поручению Денверского отделения всемирной благотворительной организации «Добрые дела».

Совершенно потерявший аппетит юрист корпорации спросил Филдинга, что тот дал одному из изображенных на снимках детей, ребенку, с выступающими ребрами, ввалившимися глазами и вздувшимся от голода животом.

– Я дал одну пятидесятую при диафрагме 4,5. На фотопленке «Plus X», – ответил Филдинг, макая золотую хрустящую корочку свежего итальянского хлеба в острый красный соус на тарелке с лобстером. – А вы что, не собираетесь отведать scungilli?

– Нет, нет. Не сейчас, – ответил собеседник.

– Ну, учитывая, сколько сейчас в мире голодающих, вам должно быть стыдно зря переводить продукты. Ешьте.

– Но...

– Ешьте, – приказал Филдинг.

И он внимательно проследил за тем, чтобы юрист корпорации съел до последней крошки все поданные ему блюда во имя голодающих индийских детишек, чьи фотографии были по прежнему разложены на столе.

– Послушайте, – сказал он, – ведь я тоже мучаюсь. Уже несколько недель у меня болит желудок. Сегодня вечером по возвращении в Денвер я иду к своему врачу. И тем не менее я ем.

– Так вы сегодня уезжаете? – спросил юрист. – Значит, вы ничего не планируете сделать для рабочих?

– Почему же. У меня есть план. Своего рода.