Только держись. Это все, что ты можешь сделать.

Я решаю надеть лайкровые шорты под тонкие коричневые нейлоновые. Это занимает у меня почти десять минут. Я отстегиваю обвязку от веревки, вытаскиваю поясной ремень из пряжки и скидываю ножные обхваты к ногам. Снимая шорты, я на мгновение удивляюсь тому, какие тощие и бледные у меня ноги в свете фонарика. Я сильно потерял в весе, возможно килограммов десять или даже больше, а ведь я не был толстячком, когда вышел в этот каньон. Пройдет еще какое-то время, прежде чем я использую всю эту массу тела, но беда в том, что большая часть моей плоти станет пищей для насекомых и падальщиков пустыни. Я подтягиваю велосипедные шорты и, путаясь в их эластичной ткани, тыкаясь ногой в отверстие штанины, ловлю свою обувь. Коричневые шорты легко скользят назад, за ними — перекрученные веревки обвязки. Просунуть ноги через обхваты получается только с третьей попытки, когда я распутываю все узлы. Достаточно просунуть поясной ремень через пряжку одной рукой, но протащить ее второй раз назад гораздо труднее, и после пяти минут я прекращаю попытки, оставив все как было.

Чернота каньона обступает меня. Впереди еще одна ночь мучений и борьбы с холодом. Я порывисто и беспокойно повторяю цикл за циклом возню с затягиванием веревки вокруг ног. Во время десятиминутных перерывов между приступами дрожи я то и дело уплываю в какой-нибудь экстраординарный транс. Мой дух тоскует по свободе, и я впадаю в бредовое состояние еще раз пять. Иногда галлюцинации — психоделические путешествия, подобные гонке через кровеносный сосуд, иногда я взлетаю, отделив душу от тела, и вижу себя сверху. Моя душа покидает каньон, как это было в воскресенье, когда я пролетел над Тихим океаном и превратился в фотонный ливень в космическом вакууме.

Иные галлюцинации начинаются с того, что я вижу своих друзей, вполне телесных, но прозрачных, призраков, временно населяющих каньон, пока мы не улетаем вместе в какое-нибудь знакомое место. Они никогда не общаются со мной словами, только жестами или передают эмоции невербальными волнами. Если они хотят, чтобы я чувствовал себя уверенно и в безопасности, я чувствую уверенность и безопасность. Если бы они хотели напугать меня, я испытывал бы страх. Но этого не происходит — мне абсолютно комфортно в состоянии транса. Независимо от местоположения и компании, в этих призрачных опытах всегда есть немой голос, который напоминает мне о том, что пора снова позаботиться о себе. Я неизбежно задерживаю возвращение в действительность, пока тело не начинает биться в конвульсиях от дрожи переохлаждения. Я всегда чувствую, когда мне уже пора.

В реальном пространстве, ограниченном валуном и стенами каньона, я то и дело выливаю верхний слой своей мочи из кэмелбэка в налгеновскую бутылку, выплескивая сомнительный осадок в песок позади. Я повторяю эту работу чаще, чем необходимо, только для того, чтобы развеять скуку. О, чего бы я только не отдал за земляничный дайкири с наколотым льдом! За «Маргариту», за молочный коктейль, за высокий стакан грейпфрутового сока, холодную бутылку «Бадвайзера». Каждому видению предшествуют и потом сопровождают меня мысли о напитках, большом количестве хороших напитков, которые моя память преподносит в очень ярком и натуральном виде, стоит закрыть глаза. Напитки плывут в ярком ореоле в полуметре передо мной и сантиметров на пятнадцать выше уровня глаз. Характерно то, что любой напиток всегда является мне образом из какой-то прошлой ситуации, он всегда находится в одном и том же месте, приподнятый над землей и в пределах досягаемости, но я не могу его взять. Не знаю, облегчает мне жизнь это буйство воображения или, наоборот, увеличивает муки жажды. Такие дискуссии я веду с собой все последние дни: об остатках еды, о последних каплях воды, о том, нужно ли пить мочу, — важнейшие в моем заточении выборы.