Я все еще не узнаю друзей по именам, но они болтают друг с другом, как на званом обеде, голоса бормочут и свистят в ушах, мне не различить ни слова.
Я стою в дверном проеме, я чувствую себя как дома, но не могу ни с кем заговорить. Они существуют в другом пространстве. Мы можем видеть друг друга, но я отличаюсь от них, я реален, они — нет. Мои друзья смотрят на меня, прервав свои беседы, как будто услышали то, что я думаю, и дают общий мысленный ответ: «Мы здесь, когда бы ни понадобились. Когда ты будешь готов, мы станем настоящими».
Я обижен. «Куда я попал? Что происходит со мной? Неужели это все творится только в моей голове? Я брежу? Как это все может быть, если я не сплю? Если это не сон, что это?» Я пытаюсь понять, сплю ли я. Я вполне уверен, что не терял сознания и не засыпал. Мышечный контроль остается прежним, иначе я подскочил бы уже от сильной боли в правой руке. Нет, конечно, этот мир, открывшийся передо мной, более абстрактен, чем повседневное сознание, но это и не вполне мир снов. Каким-то образом мне удается оставлять тело в каньоне и одновременно покидать его.
Больше всего я требую подтверждения тому, что именно реально, но, прежде чем я успеваю найти ответы, мой ум забывает вопросы, которые только что задал. Органы чувств дают мне реалистичную информацию о том, что мир галлюцинаций действительно существует. Я могу подойти и коснуться стен и мебели в этой комнате, полной друзей. Я чувствую запах ароматических свечей, горящих на журнальном столике. Ощущаю дуновение ветра, когда кто-то открывает стеклянную дверь во внутренний дворик и выходит наружу. Но, несмотря на то что большая часть окружающего весьма и весьма убедительна, все кажется таким, будто я смотрю с темной стороны одностороннего зеркала. Я вижу происходящее, но не могу участвовать ни в каких событиях. Могу пошевелить только головой и руками, ноги заклинило в коленях. А эта открывающаяся стена в каньоне? Полный бред.
В конечном счете я возвращаюсь в тело, предсказуемо сотрясающееся от судорог. Еще целый час я вожусь со всеми веревками, обертками и мешком и только потом снова покидаю каньон. На сей раз я следую за мужчиной, которого сразу же узнаю, — это мой лучший школьный друг Джон Хейнрих. Я вижу, как мой дух поднимается над укутанной спиной и мешком от веревки, в который засунута моя голова. Мы снова проходим через подвижную дверь каньона, как я уже дважды делал, и попадаем в маленькую, темную, тесно заставленную квадратную комнату, где свободного пространства ровно столько, чтобы мы могли стоять, не задевая друг друга. В комнате абсолютно темно, за исключением полосы яркого света, отражающейся с грубого бетонного пола. Джон, видимо, засунул куда-то ключ, которым можно было бы отпереть дверь. Он нажимает кнопку выключателя. С трех сторон от нас появляются узкие металлические полки, полные чистящих средств, в углу с левой стороны от меня стоит веревочная швабра. Мы находимся в уборщицкой бытовке. Откуда-то я знаю, что бытовка находится в больнице, а не в офисном здании или школе, и мои надежды разгораются с дикой силой.
Барабань в дверь, Арон! Проси о помощи! Тебе нужна медицинская помощь, эти люди могут оказать ее тебе!
Но Джон не позволяет мне лупить по металлической двери, как будто хочет сказать мне, что нет смысла поднимать шум: больница и каньон находятся в разных мирах. Проходит минута, и я медленно понимаю, что помощь здесь оказывают не доктора и медсестры, способные удовлетворить все потребности моего тела. Нет, это мой друг Джон, его присутствие, его доброта и сочувствие укрепляют мое мужество, придают мне силы. Я понимаю, как мне повезло, что я его знаю, и мои эмоции кипят вокруг его присутствия. Однако неслышимый голос разрушает чары транса: «Пора прощаться».
Я не хочу уходить. Еще раз, теперь более настойчиво, действительность подталкивает меня: «Пора прощаться». Я даю знать Джону о том, что мне нужно идти, жестом большого пальца и киваю в знак благодарности за его благословенный визит. |