Изменить размер шрифта - +
После того как с водкой было покончено, наша четверка выбралась из воды и не очень твердо двинулась в темноту. Потом мы составили письмо — зов о помощи, запечатали в бутылку и отправили по реке навстречу судьбе. Мы представляли, как бутылка доплывет до озера Мид, где ее выловит какой-нибудь катальщик на водном мотоцикле и прочитает наше сообщение: «Помогите! Чрезвычайная ситуация! Мы в лагере Хавасупай, вышлите нам немедленно еще водки! Жан-Марк, Чед, Арон. 29 ноября 1998».

Через час, когда все отправились на боковую и мы с сестрой залезли в спальники, я ей рассказал, каково мне пришлось в действительности. Уже без всякого юмора я признался: «Соня, мне было страшно. Я уже видел заголовки в газетах, сообщающие о моей смерти. Я уже считал себя покойником». После такого признания мы вместе всплакнули и наконец заснули. А наутро собрали вещи и двинулись в путь — до автомобиля было шестнадцать километров. Но сперва снялись вместе на фоне водопада Хавасупай, радуясь, что мы есть друг у друга. Из всех наших с сестрой фотографий эта — моя любимая.

 

На 1 декабря 1998 года у меня на счету было уже семь вершин выше 14 000 футов, но все из них я брал летом. Ни одного зимнего восхождения, а тем более соло, на четырнадцатитысячник я тогда еще не сделал. Я планировал начинать этой зимой с самых технически простых вершин, но все равно мне пришлось бы сперва освоить массу специфических навыков. Перед тем как я уехал на зимние праздники, мы с Марком сделали тренировочный выход и попытались взойти на гору Инжинир в Юго-Западном Колорадо, недалеко от Дюранго. Условия были тяжелые: пурга, мелкий снег, летящий в лицо, видимость — пятнадцать метров. Примерно с трети пути мы повернули назад, после чего провели все утро и часть дня, копая снежные ямы. На этих ямах Марк учил меня оценивать состояние склона и его твердость, смотреть разные слои — насколько высока вероятность того, что они поедут относительно друг друга и вызовут лавину. Для моих будущих зимних соло-восхождений подобное умение представлялось воистину неоценимым.

Затем у нас было катание по метровой целине в Вольф-Крик — и оно стало одним из самых лучших в моей жизни. А потом мы поехали на моем до предела загруженном спортивном купе в Аламозу, чтобы снять комнату в отеле и немного отдохнуть от наших снежных развлечений. В предыдущем сезоне, в очень снежную зиму 1997/98 года, мы много путешествовали вместе и много катались на лыжах. На стоянках горнолыжных курортов мы ночевали на заднем сиденье Марковой «тойоты-такомы». А потом любили сидеть на откидной дверце багажника его пикапа, есть только что приготовленную на походной горелке овсянку и смотреть на спускающихся лыжников. Нынешняя вылазка была особенной — Марк собирался всю зиму работать в Аламозе.

Утром мы попрощались, и я поехал на север, к Фэйрплей в Центральном Колорадо; я собирался подняться на пик Куондэри. Я хотел успеть сделать свое первое зимнее соло перед тем, как поеду к родителям на Рождество.

Восхождение на Куондэри — одно из самых простых зимних восхождений: легкие для этого времени года подходы и короткий нелавиноопасный гребневой маршрут. Самое то, чтобы испытать мои зимние навыки и сольные методы. Рассвет 22 декабря выдался ясный, холодный и очень ветреный. У Марка я приобрел его старые снегоступы и, привязывая их к своим непромокаемым кожаным туристским ботинкам, дрожал от волнения. Мне предстояло не просто восхождение: подъем на Куондэри высотой 4348 метров был первым этапом моего проекта и одним из самых важных. Я стоял на кромке леса, балансируя руками, и буквально чувствовал, как стадия «задумка» переходит в стадию «исполнение».

Подъем был достаточно пологий, и больше всего сил отнимал ветер, секущий лицо. Приходилось постоянно очищать очки от нарастающего льда. Наконец я добрался до возвышения, покрытого можжевеловыми кустами, которые росли скорее горизонтально, чем вертикально.

Быстрый переход