Но я еще всерьез не рассматривал возможность ампутации — вчера я даже не пытался разрезать кожу, остановился. Почему? Не был готов, боялся, что все это плохо кончится? Я помню, как вид лезвия, приближающегося к руке, ошарашил меня, как от этого возникла тяжесть в желудке. Я совершенно не уверен в качестве жгута, который смастерил вчера из стропы, и, возможно, моя боязнь — это просто знак того, что проблему нужно обдумать тщательнее. Чтобы выбраться из каньона, продраться через все щели, спуститься дюльфером с двадцатиметрового отвеса и потом пройти еще тринадцать километров — и все это с рукой, ампутированной в экстремальных условиях, — для этого нужен жгут высочайшего класса. В конце концов, мне плевать, если от безупречного жгута пострадают остаточные ткани руки или кровеносные сосуды. Я должен решить основную проблему — не умереть от потери крови. Так как же мне сделать хороший жгут, если я решусь на ампутацию? Я уже вытащил трубку-гидратор из кэмелбэка, но она не годится — слишком жесткая, я не смогу завязать узел и плотно обернуть ее вокруг руки. Стропа тоже не годится, она неэластичная и не сможет принять форму руки, вряд ли удастся затянуть ее так туго, как мне нужно. Итак, мне нужно что-то более гибкое, чем трубка кэмелбэка, и более упругое, чем… Стоп! Вот именно — упругое! Неопреновая изоляция трубки от кэмелбэка достаточно эластична, податлива, но при этом прочна и упруга.

Мне удалось решить проблему, и я ликую. Потом вытаскиваю изоляцию из рюкзака, куда бросил вчера все необходимое, когда примерялся к хирургической операции. И как я не подумал об этом раньше? Левой рукой я дважды обматываю тонкий черный неопрен вокруг правого предплечья на несколько дюймов ниже локтя. Потом при помощи зубов завязываю простой узел, затягиваю его насколько возможно, после чего накладываю еще два-три узла. Беру карабин — тот самый, с фиолетовой маркировочной стропой, который использовал вчера, — прощелкиваю его под неопрен и закручиваю шесть раз. Неопрен сильно вдавливается в кожу и плотно зажимает руку. Я поправляю волоски на коже под повязкой, но все еще больно. Боль даже нравится мне чем-то, возможно тем, что жгут работает. Я вижу, как предплечье от жгута до зажатой кисти меняет бледно-розовый цвет на бледно-серый, как живот у снулой рыбы. От локтя до жгута рука, наоборот, становится багрово-красной. Отлично! Это гораздо эффективнее стропы! Боль в руке нарастает, но удовлетворение от хорошо проделанной работы превосходит ее. Я доволен собой и этой болью от жгута не столько в силу мазохизма, сколько из-за нового лучика надежды. Я что-то делаю, я принимаю меры к освобождению. Это здорово.

Я готов к следующему шагу. Беру мультитул и вместо напильника выщелкиваю лезвие — длинное и тупое лезвие, забыв, что специально для операции оставил острое и короткое. Вместо того чтобы направить кончик ножа в ямку между сухожилиями на запястье, подвожу лезвие к верхней части предплечья. Удивляясь сам себе, надавливаю и медленно веду лезвием по руке. Ничего не получается. Хм. Я повторяю разрез, сильнее нажимая левой ладонью на ручку мультитула, — и опять никакого результата. Ни пореза, ни крови — вообще ничего! Вытаскиваю короткое лезвие и начинаю с силой пилить взад-вперед по предплечью, с каждой безрезультатной попыткой расстраиваясь все больше. Вконец рассерженный, я сдаюсь. Просто охренеть. Как, спрашивается, я собирался разрезать кости и сухожилия, если этот проклятый нож не берет даже кожу? Пошло оно все на хрен!

Разъяренный и озлобленный, я кладу нож на валун, выстегиваю карабин и ослабляю турникет. Через минуту слабый кровоток появляется в моей правой руке, и на коже, там, где я пытался пилить ее ножом, проступают небольшие саднящие царапины.