Бурные овации, десять баллов, лучший результат за долгое время. Только вот репертуар мой на этом подходил к концу. Эпизод с головой боллога я рассказывать не хотел. Большую голову было видно из Атлантиса, так что это могло меня выдать. До такой степени опустошения фантазии я еще ни разу не доходил.

Если у Факира появится хотя бы слабая искорка какой-нибудь идеи, для меня все кончено. Да что там искорка, самый жалкий, самый робкий намек на нее, самый ничтожный её отсвет — и я проиграл.

Он поднялся со своего трона и принял ту драматическую позу, которая уже не раз на протяжении нашей дуэли свидетельствовала о том, что он готов идти ва-банк.

— А теперь, — произнес он не лишенным пафоса голосом, — я намерен сообщить вам нечто сенсационное, нечто невероятное, чего вы от меня еще не слышали.

Вот хитрец. Одно слово, Оригинальный. Опять оставил меня в дураках. Я понятия не имел, какой козырь еще был припрятан у него в рукаве, но мне было все равно. Он сделал это. Он победил. Он лучший из лучших.

Тут он сорвал с себя гладиаторскую мантию и с размаху швырнул ее мне под ноги:

— Я сдаюсь. Ты победил, поздравляю.

С этими словами он гордо покинул сцену.

Дуэль закончилась.

Хаос. Что тут началось! Кто-то вскочил и помчался к тотализатору поскорее получить выигранные деньги, кто-то бросился на сцену носить меня в честь победы по Мегатеатру. Я только успел заметить, как Вольцотан Смейк что-то рявкнул своей свите, выразительно указав в мою сторону. Гемлут нервно комкал шляпу, а потом меня подхватила толпа.

Я, словно бумажный кораблик, заплясал на волнах из тысячи рук. Меня раскачивали, бросали из стороны в сторону. Ничего не поделаешь, таков древнейший гладиаторский ритуал. Подобное со мной проделывали нередко, но такого неистовства я все же не помнил. Они трясли меня, как тряпичную куклу, хватали за лапы. Толпа просто взбесилась, я боялся, что они в конце концов разорвут меня на части.

На каждой лапе у меня висело по парочке зельцев, они тянули в разные стороны. Я уже не сомневался, что меня четвертуют, как вдруг земля задрожала.

Сначала никто не обратил на это внимания. Землетрясения в Атлантисе случались довольно часто, тем более что это было совсем слабое, — подумаешь, погремело немного, потрясло, вокруг и так все ходило ходуном. Только грохот этот вскоре превратился в опасный клокочущий рев. Зельцы отпустили меня, я рухнул на землю.

Земля тряслась с такой силой, как еще ни разу за все время моего пребывания в Атлантисе. Все вокруг смешалось, часть стены Мегатеатра рухнула. К счастью, здание не имело крыши, иначе без жертв было бы не обойтись. А так упавшими в зал колоннами придавило только бак с кукурузой. Брызгами горячего жира накрыло парочку йети, но этим толстокожим разве что-нибудь сделается…

Громче всех вопили натифтофы и длинноногие берты. Гигантская трещина разрезала лестницу и арену, проглотив несколько сидений и часть сцены вместе с измерителем громкости аплодисментов. Ослепительная синяя молния вырвалась оттуда и спустя мгновение исчезла в темном ночном небе.

Потом вдруг все снова стало тихо.

Кто-то тронул меня за плечо:

— Идем, га, надо сматываться!

Это был Гемлут. По пути в гримерную, куда мы поспешили, чтобы забрать кое-какие вещи, он сообщил мне, что Смейк вне себя от ярости.

— Придется бежать из Атлантиса. Он наверняка проиграл на тебе кучу пирас.

— Знаю.

— Знаешь?!

— Да. Потом объясню. Хватаем вещи и делаем ноги. Мне нужно хотя бы переодеться, в этой мантии далеко не уйдешь.

Мы бежали по темному коридору под Мегатеатром. Факелы на стенах не горели, их, видимо, потушило обвалившейся штукатуркой или же ветром, который всегда поднимался в Атлантисе во время землетрясений.