– И я буду молиться за тебя, святой отец, – сказал Томас, ловя себя на мысли, что вполне может быть первым из отлученных, кто удостоился благословения папы. – Буду молиться о даровании тебе долгой жизни, – добавил он формальное пожелание.

Ладонь на его голове вздрогнула.

– Я стар, сын мой, – промолвил папа. – Мои лекари твердят, что у меня впереди еще много лет! Но лекари лгут, не так ли? – Он хмыкнул. – Отец Маршан утверждает, что его каладрий предскажет, ждет ли меня долгая жизнь, но я предпочитаю верить своим лживым докторам.

У Томаса вдруг перехватило дыхание, а стук сердца гулко отдавался в ушах. В комнате внезапно сделалось холодно. Трепет папской ладони привел Томаса в чувство.

– Каладрий, святой отец? – переспросил он.

– Птица, предсказывающая будущее, – пояснил понтифик, убирая руку с головы Томаса. – Воистину, мы живем в эпоху чудес, когда птицы изрекают пророчества! Не так ли, отец Маршан?

Рослый священник поклонился папе:

– Ваше святейшество сами по себе чудо.

– Ах, бросьте! Чудеса – вот они, в этих изображениях! Они превосходны. Поздравляю тебя, сын мой, – проговорил папа, обращаясь к Джакомо.

Томас украдкой посмотрел на отца Маршана. То был худощавый, смуглолицый мужчина, глаза которого, казалось, сверкали. Зеленые глаза, пронзительные, пугающие. Они устремились вдруг прямо на Томаса. Тот потупил взгляд, устремив его на шлепанцы понтифика, на которых были вышиты ключи святого Петра.

Папа благословил Джакомо, после чего, довольный ходом работы, захромал прочь из комнаты. Свита последовала за ним, остались лишь толстый кардинал и зеленоглазый священник. Томас собрался встать, но кардинал положил тяжелую ладонь ему на затылок и придавил к полу.

– Назовись-ка еще раз, – приказал кардинал.

– Гийом д’Эвек, ваше преосвященство.

– Меня зовут кардинал Бессьер, – представился человек в красной сутане, не убирая руки с головы Томаса. – Кардинал Бессьер, кардинал-архиепископ Ливорно, папский легат при дворе короля Иоанна Французского, которого Господь благословил превыше всех земных монархов. – Он замолчал, явно ожидая от собеседника ответа на последние свои слова.

– Да хранит Бог его величество, – покорно произнес Томас.

– Я слышал, что Гийом д’Эвек умер, – с угрозой в голосе сказал кардинал.

– Мой двоюродный брат, ваше преосвященство.

– Как он умер?

– Чума, – уклончиво сообщил Томас.

Сир Гийом д’Эвек был врагом Томаса, потом стал его другом и наконец умер от чумы, но прежде успел посражаться бок о бок с Бастардом.

– Он воевал на стороне англичан, – заявил Бессьер.

– Про это я слышал, ваше преосвященство. И это позорное пятно на нашем семействе. Но я кузена едва знал.

Кардинал отнял руку, и Томас встал. Зеленоглазый поп смотрел на поблекшие росписи в конце стены.

– Это ты рисовал? – спросил он у Джакомо.

– Нет, отец, – ответил итальянец. – Это росписи очень древние и сделанные весьма плохо. Скорее всего, их намалевал какой-нибудь француз или, может статься, бургундец. Святой отец велел мне закрасить их.

– Так позаботься об этом.

Тон священника привлек внимание кардинала, который тоже уставился на старинные фрески. До этого он смотрел на Томаса и хмурился, сомневаясь в правдивости его слов, но вид росписей отвлек его. На выцветшей картине был изображен святой Петр, безошибочно узнаваемый благодаря зажатым в одной руке двум золотым ключам.