А по верху,

         воду с огнем миря,

         загнившие утопшими, катились моря.

         «Дорогу каспийской волне баловнице!

         Обратно в России русло не поляжем!

         Не в чахлом Баку,

         а в ликующей Ницце

         с волной средиземной пропляшем по пляжам».

         И, наконец,

         из-под грома

         бега и езды,

         в ширь непомерных легких завздыхав,

         всклокоченными тучами рванулись из дыр

         и пошли грозой российские воздуха.

         Иде-е-е-е-м!

         Идем-идем!

         И все эти

         сто пятьдесят миллионов людей,

         биллионы рыбин,

         триллионы насекомых,

         зверей,

         домашних животных,

         сотни губерний,

         со всем, что построилось,

         стоит,

         живет в них,

         все, что может двигаться,

         и все, что не движется,

         все, что еле двигалось,

         пресмыкаясь,

         ползая,

         плавая —

         лавою все это,

         лавою!

         И гудело над местом,

         где стояла когда-то Россия:

         – Это же ж не важно,

         чтоб торговать сахарином!

         В колокола клокотать чтоб – сердцу важно!

         Сегодня

         в рай

         Россию ринем

         за радужные закатов скважины.

         Го, го,

         го, го, го, го,

         го, го!

         Идем-идем!

         Сквозь белую гвардию снегов!

         Чего полезли губерний туши

         из веками намеченных губернаторами зон?

         Что, слушая, небес зияют уши?

         Кого озирает горизонт?

         Оттого

         сегодня

         на нас устремлены

         глаза всего света

         и уши всех напряжены,

         наше малейшее ловя,

         чтобы видеть это,

         чтобы слушать эти слова:

         это —

         революции воля,

         брошенная за последний предел,

         это —

         митинг,

         в махины машинных тел

         вмешавший людей и зверьи туши,

         это —

         руки,

         лапы,

         клешни,

         рычаги,

         туда,

         где воздух поредел,

         вонзенные в клятвенном единодушье.