Никто из его сослуживцев и не ожидался на квартиру к Степанову. Алексей Петрович, растроганно обнимая нашего героя, торжественно заявил ему, что он страшно рад, что познакомился с Алексеем Абрамычем, хочет продолжать с ним знакомство и очень доволен, что последний совершенно случайно попал на встречу нового года, устроенную на его квартире старыми кадровиками Энергокомбината.

Гостей развозили по домам в заводском автобусе.

Сослуживцы Схимникова собирались первого января в редакцию с тяжелым чувством. Предстояла чрезвычайно грустная встреча с Алексей Абрамычем, у которого в результате их далеко зашедшего розыгрыша пропала встреча нового года. После долгого совещания отрядили сотрудника для срочных покупок.

– Алеша, – пробормотал смущенно заикаясь Крюков (тот самый, который вел накануне со Схимниковым телефонные переговоры), – Алеша, мы должны перед тобой глубоко извиниться. Из-за нашего глупого розыгрыша у тебя пропал вчерашний вечер. Прими же от нас в компенсацию шикарного жареного гуся выше средней упитанности. Ешь его, Алеша, и не обижайся на нас.

– Чудесно, – ответил Алексей Абрамыч ухмыляясь, – значит, уже два гуся получаются. – Так сказал Схимников и торжественно развернул объемистый пакет. Он извлек из пакета полдюжины тарелок, бутылку уксуса, ножи, вилки, ситный хлеб, пеклеванный батон, калачи, баранки и… огромного жареного гуся.

– Этого гуся я принес вам, уважаемые граждане, в подарок. Дарю вам его ото всей души. Вы его честно заслужили. Если бы не ваш розыгрыш, я никогда не увидел бы столько интересных людей и вещей, как вчера. Теперь я настоящими темами для стихов обеспечен на весь наступивший год…

Есть особая прелесть в настроении человека, собирающегося вкусить в кругу веселых и жизнерадостных друзей чудесной румяной гусятины. Мы сравнили бы эти переживания…

Впрочем, на этом мы уже достаточно подробно останавливались в начале нашего традиционного новогоднего рассказа.

Памфлеты и сатира

Неоконченная симфония

Эта проклятая история не дает мне все время покоя, И самое неприятное в ней то, что я по сей день не могу твердо сказать себе, произошло ли это странное происшествие во сне или наяву. Много фактов говорит с одинаковой убедительностью как за первый, так и за второй вариант.

Во всяком случае, это случилось совсем недавно. На улице стояла плотная, как стена, метель. Восьмой час был на исходе. Одинокие и слабые огни фонарей пробивались сквозь густую пелену снега, как проблески далеких звезд. Боюсь утверждать, но кажется где-то выли собаки.

Еле различая дорогу, больше ощупью, добрался я до фундаментальной колоннады консерватории, сдал на вешалку отяжелевшее от снега пальто, сбросил калоши и по широкой, уютной лестнице вошел в зал.

Тут я с удовольствием констатировал, что место мне попалось на редкость удачное – крайнее, около самой двери.

Конечно, речь идет не об особо удачных акустических свойствах боковых мест или, скажем, о том, что с этих мест всего удобней следить за выражением лица дирижера. Просто – ближе к дверям, а следовательно, и к вешалке.

Вы, наверное, замечали на концертах удивительных людей, которые, вместо того чтобы пожирать глазами оркестр и дирижера, копошатся в партитуре исполняемой симфонии. Они следят с напряженным вниманием за каждой нотой, извлекаемой из многоликого и многоголосого оркестра властной рукой дирижера и сличают их с нотами, предусмотрительно принесенными с собой из дома. Некоторые наивные люди смотрят на этих страстных меломанов с благоговением и даже священным ужасом. А зря.

Это очень обыкновенные люди – любители партитур.