— Ну вот и все дела, — заявил Джонни, забираясь в фургон. — Она тебе наврала.

— Как ты узнал?

— Я вошел, заказал сэндвич с ветчиной и сыром — между прочим, спасибо за деньги — и сказал: «Ты мне вроде как знакомой кажешься». Ну, она посмотрела на меня типа: «А я тебя знаю?» Ну, тут я говорю: «Ты из Месадейла». Понимаешь, что хорошо в том, что я еще маленький: я не мог ее перепугать до смерти. Она отвечает: «Ну да». А я: «Так я же тоже». Ну и я иду дальше типа: «Погоди минутку, ты вроде одна из дочек брата Скотта, верно? Я тебя в церкви видел». Она только кивнула и как-то немного смущенно глядеть стала: вроде, может, меня кто подослал. Ну, меня кто-то и подослал, только ведь ей про то неизвестно, так что я валю дальше: не беспокойся, мол, я тоже сбежал. А потом я прямо: «Так что, ты была еще там, когда его кокнули?» Знаешь, чего она сказала? Она говорит: «Ага, я хотела маму вытащить оттуда, я знала: что-то плохое вот-вот случится, только она уходить со мной не захотела. Так что теперь я не представляю, что с ней случиться может». — Джонни замолк, очень довольный собой. — Ну, как тебе это в качестве ключа или наводки на версию?

— Ты плохих полицейских фильмов насмотрелся.

— Просто сделал то, чего ты не смог.

— Поехали.

— А куда теперь направляемся?

— Ремень пристегни!

— Чего? Ты что, теперь моя мамочка?

Мы остановились у ларька с кукурузными лепешками тако, в которые ломтики куриного мяса или ветчины завертывают, затем выехали к началу совершенно пустой прогулочной тропы. Пока мы ели, солнце село и пустыня из розовой стала красной, потом синей, потом черной. Луна еще не взошла, и в фургоне стало очень темно, единственное, что я мог разглядеть, были белые пакеты от лепешек. Электра заснула на футоне, и кругом было бы очень тихо, если бы не ветер. Я думал, Джонни тоже заснул, но он вдруг сказал:

— Я это делал.

— Что делал?

— Ну, ты понимаешь. С парнем.

— Что?!

— В Вегасе. Всего пару раз. Я дошел до последнего бакса. — Было слишком темно, чтобы увидеть его лицо. — Мне не понравилось.

— Это нормально.

— Не думаю, что я гомик.

— Я тоже так не думаю.

— Но если бы я был, ты бы мне понравился.

— Что ж, спасибо.

— Джордан?

— Да.

— Я больше не хочу это делать.

— Тебе и не придется.

— Обещаешь?

— Обещаю.

— Потому что на самом деле я с большим удовольствием трахал бы какую-нибудь цыпочку.

— Ты — самый страшный грубиян из всех, кого я знаю.

— Спасибо.

Потом мы с ним заговорили о том, что каждому из нас пришлось пережить.

— А помнишь, наш Пророк говорил нам, что можно обрюхатить девчонку, если посмотреть на нее, когда у тебя встал? — Джонни закинул голову назад и расхохотался, будто это была самая смешная вещь на свете. — Но лучше всего во всем этом было то, что мы-то ему верили! Ох, господи, я думал, что всех девчонок в городе завалил.

Мы все смеялись и смеялись над идиотским дерьмом, которому когда-то верили. А что еще нам оставалось делать? Перестав смеяться, мы некоторое время молчали.

— Джонни?

— Да?

— Мы сегодня ночью туда поедем.

Джонни молчал.

— Ты согласен?

Он по-прежнему ничего не говорил.