Все мечты, которыми жила Елизавета Васильевна все это время, уже наполовину ставшие явью, рассыпались в одночасье, и тогда она решила, что пришла пора действовать. Она сумела найти общий язык с доверенным человеком банкира, его секретарем, которому было обещано, если все хорошо закончится, пять миллионов долларов. Их договор был официально заверен и сейчас лежал у нотариуса. Именно через секретаря они узнали, что девочка появилась в Москве, и туда сразу же отправился младший сын с двумя нанятыми боевиками, бывшими царскими офицерами. Ему было поставлено условие, что когда он найдет в Москве девочку, то должен был дать им телеграмму или телефонировать и то же самое сделать в случае ее смерти. Неизвестно, по какой причине, но он ничего не сообщил родным. О его гибели они могли только догадываться, так как чекисты засекретили это дело и в газеты ничего не попало, за исключением пары невнятных заметок на тему о разгуле преступности в Москве.

Когда Заварзин узнал, что девочка снова пропала, с ним случился новый приступ. Оклемавшись, банкир полностью перешел под контроль врачей. Сергей последние две недели жил в Варшаве, ожидая весточки от брата и готовый, если потребуется, сразу пересечь границу, но он никак не ожидал неожиданного звонка Стойчева. Секретарь, истерически крича, потребовал от Сергея, чтобы тот прямо сейчас решил вопрос, иначе им всем не жить. Времени, чтобы кого-то нанять, у Морошкина просто не было, а решиться на убийство вот так сразу не смог. Его сомнения и колебания как раз и стали причиной, по которой он появился в отеле только спустя четыре часа.

Эпилог

Спустя три недели

Мы сидели недалеко от сцены, за столиком недавно открывшегося дорогого ресторана «Столица», одетые в темные костюмы от парижского портного, а на наших белых сорочках резко выделялись галстуки-бабочки. Оркестр играл легкую, ненавязчивую музыку. В воздухе висел дым от папирос и сигар, смешиваясь с запахом женских духов. На стенах между картинами с видами Варшавы, Парижа, Берлина и других европейских столиц неярко горели лампы, и в этом легком полумраке официанты скользили словно бесплотные тени. Плотно поужинав, мы сейчас пили кофе и разглядывали посетителей ресторана.

Я сделал глоток кофе, потом поставил чашку на стол и спросил Власова:

– Как вам Варшава?

– Красивый город, но Париж мне пришелся больше по душе, – бывший царский офицер медленно обвел взглядом зал шикарного ресторана, изредка задерживая его на красивых польках. – Здесь очень много красивых женщин, вы не находите?

– А как же Ольга? Уже в прошлом? – с усмешкой глядя на Власова, спросил я.

– Ольга? Скажу сразу: ей все эти европейские барышни в подметки не годятся. Слабые, изнеженные, инфантильные. А она сильная, умная женщина, а про ее темперамент я просто молчу. Как вспомню наши жаркие, сумасшедшие ночи, так сразу томление начинает заползать в душу, – он неожиданно замолчал, глядя мимо меня, в пространство.

«Прекрасно тебя понимаю тебя, мой друг», – про себя усмехнулся я, а сам сказал:

– Может, это любовь? Ваш друг, Петр Сергеевич, сумел же найти свою половину.

– Мне сорок лет, а я только и умею, что воевать. Благодаря вам, Саша, у меня сейчас есть неплохой капитал, но при этом нет ни малейшего желания жить обычной жизнью. А Оле, как и любой другой женщине, нужна семья. Муж, который каждый день уходит на работу, а вечером возвращается домой.