– Побудь пока одна.
Спустя пять минут наш пленник уже сидел на стуле, злобно зыркая на нас глазами. Допрос мы пока решили вести на французском языке.
– Кто ты? – резко спросил его Владимир.
– Это похищение! Я гражданин Франции! Я позову полицию!
– Ответ неправильный, – криво усмехнулся я, после чего ткнул ему пальцем в болевую точку в подреберье, отчего незнакомца скрючило от боли.
Он пытался заорать, но я не дал, запечатав его рот своей ладонью. Выждал какое-то время, пока тот отойдет от болевого шока, после чего сказал:
– Не будешь отвечать на наши вопросы, будет очень больно. Пока у тебя есть шанс уйти отсюда живым.
– Мне проще умереть, чем все рассказать, – сейчас в его голосе звучало отчаяние.
– Ты сам решил, – криво усмехнулся я. – Владимир, идите к девочке, я с ним сам разберусь.
– Александр, только не надо крови, – подыграл мне Власов. – А то в прошлый раз…
– Я буду кричать и звать на помощь, – сказал пленник, вот только это было сказано настолько скучно и вяло, что, похоже, он сам не верил тому, о чем говорил.
– И что ты скажешь полиции? Что собирался убить ребенка, как до этого хотел сделать твой младший брат? – это я спросил уже на русском языке.
Не только пленник замер, глядя на меня широко открытыми от удивления глазами, но и Владимир. Секунда – и он резко развернулся:
– Что?! Это они хотели убить девочку?! Убью, сволочь!
В голосе бывшего царского офицера не было наигрыша, в нем, как и в его глазах, сейчас клокотала чистая, незамутненная ярость. Сейчас в его глазах можно было увидеть огонь горящих деревень, тусклый блеск клинков, пустой взгляд мертвых и горькие слезы живых людей.
Мужчина не был трусливым человеком, даже более того, обладал жестким характером, вот только сейчас увидел лицо незнакомого человека и неожиданно почувствовал скорее внутренним чутьем, чем разумом, что его жизнь прямо сейчас висит на ниточке. На очень тонкой ниточке. Вот только он не был готов умирать, наоборот, предчувствие смерти всколыхнуло в нем жажду жизни. Он был готов валяться у их ног, умолять этих людей, чтобы те оставили ему жизнь.
Я сумел перехватить Владимира, который сродни боевому псу сейчас рвался к глотке своего врага. Ему была нужна его кровь и жизнь.
– Успокойтесь. Владимир, я вас прошу.
Тот, наконец, замер и перестал рваться у меня из рук. Отойдя в сторону, я бросил взгляд на несостоявшегося убийцу. Пальцы мужчины, лежащие на коленях, дрожали, лицо исказила гримаса страха, а на лбу крупными каплями выступил пот.
– Как вы его узнали, Александр? – неожиданно спросил меня Владимир.
Он не слышал тогда отданного приказа, как и не видел его брата. Вернее, видел, но только его труп, а смерть сильно меняет людей.
– Помните перестрелку в квартире? Там был его младший брат с наемными убийцами. Теперь пришел он.
В глазах Власова сверкнула ярость, которая никуда не исчезла, просто сейчас он смог удержать себя в руках. Я повернулся к пленнику и, глядя ему прямо в глаза, тихо сказал:
– Тебе решать, будешь ты жить или умрешь.
Он не стал запираться, после чего глухим, срывающимся голосом рассказал нам то, о чем я уже начал догадываться. Сестра Николая, вдова Елизавета Васильевна, в замужестве Морошкина, жившая при брате приживалкой, имела двух взрослых сыновей, Сергея и Алексея. Она завидовала богатству брата, при этом понимала, что рассчитывать ей не на что, пока не пришло известие о смерти сына и его жены. Именно тогда с банкиром и случился первый сердечный приступ.
Увидев осунувшееся лицо брата, лежавшего на кровати в больнице, Елизавета поняла, что у нее есть неплохой шанс стать наследницей его миллионов. |