|
.. А какая ужасная реклама для нас, обреченных! При ходит в голову мысль, а не передумать ли? Мы всегда утверждали, что все мы добрые и отзывчивые (не говоря уже о том, какие талантливые и артистичные, разумеется), но после того, как ты заставил нас заглянуть в прошлое некоторых так называемых великих полководцев (как будто в способности убивать есть какое-то величие!), нам стало стыдно за нашу компанию... Конечно, мы знали про Адриана и Александра - но даже не подозревали о Ричарде Львиное Сердце и Саладине. Или о Юлии Цезаре - уж он-то занимался всем - спроси у Антония, а не только у Клеопатры. Не знали мы и о Фридрихе Великом - впрочем, у него были и положительные качества - как хорошо относился он к старику Баху! А когда я сказал Джерри, что уж Наполеон-то является исключением, - знаешь, что ответил Джерри? "Бьюсь об заклад, что Жозефина на самом деле была мальчиком!" Расскажи-ка это Эве. Ты подорвал наш моральный дух, негодяй, навязав нам еще и этого мерзавца. Уж лучше бы нам оставаться в счастливом неведении... Несмотря на все это, шлем тебе наши самые лучшие пожелания, и Себастьян присоединяется к нам. Передай привет европейцам, если удастся их встретить. Судя по сообщениям с "Гэлакси", некоторые из них будут отличными партнерами для мисс Уилкинсон". Глава 41 Воспоминания столетнего мужчины Доктору Хейвуду Флойду не хотелось рассказывать о первой экспедиции к Юпитеру и о второй - десять лет спустя - к Люциферу. Это было так давно, и он все изложил - по меньшей мере, раз сто - комитетам Конгресса, комиссиям Космического совета и представителям средств массовой информации вроде Виктора Уиллиса. Но у него оставались обязательства перед коллегами по экспедиции, и он не мог уклониться от них. Они надеялись услышать от него - единственного живого человека, своими глазами наблюдавшего рождение нового солнца - и новой солнечной системы, - нечто особое, позволяющее лучше понять миры, к которым они приближались с такой скоростью. Это желание было наивным: ученые и инженеры, работающие на протяжении целого поколения на Галилеевых лунах, знали о них намного больше. Когда Флойда спрашивали: "А что в действительности происходит на Европе (Ганимеде, Ио, Каллисто)", - он довольно бесцеремонно рекомендовал любопытным почитать подробнейшие материалы, хранящиеся в корабельной библиотеке. И все-таки в одной области его опыт был уникален. Полвека спустя ему не раз приходилось задумываться, получилось ли это на самом деле, или Дэвид Боумен явился ему на борту "Дискавери" во сне. Могло показаться, что на корабле обитали привидения. Но нет, Флойд знал, что это не было сном - у него на глазах летающие пылинки слились в призрачный образ человека, умершего двенадцать лет назад. И если бы не его предостережение (Флойд отчетливо помнил, что губы Дэвида были неподвижны, а голос доносился из динамика, укрепленного на кронштейне), "Леонов" и все, кто находился на борту, испарились бы при детонации Юпитера. - Почему он так поступил? - говорил Флойд во время одной из бесед за капитанским столом. - Вот уже пятьдесят лет эта мысль не дает мне покоя. Во что бы он ни превратился, после того как отправился с "Дискавери" в космической капсуле осматривать Монолит, у него должно было остаться что-то общее с человеческой расой; он не стал совсем чужим. Известно, что он возвращался на Землю - на очень короткое время - из-за этого случая с бомбой на орбите. Есть и свидетельства - весьма надежные, - что он навестил мать и свою прежнюю невесту; как видите, это не похоже на поведение существа, лишенного эмоций. - Как вы думаете, во что он превратился? - спросил Уиллис. - И где он сейчас? - Второй вопрос не имеет, по-видимому, смысла - даже для человеческих существ. Вам известно, где находится ваше сознание? - Я слаб в метафизике. |
