Мальчик постоянно находился в каком-то подвешенном состоянии — из огня да в полымя. То мать осыпала его своими ласками, то, напротив, своим возмущением, недовольством, гневом.
Мальчик получился на нее в этом похожим, но ему всегда хотелось чего-то среднего. После очередного скандала с криками и рукоприкладством, возникшего из-за незначительной Сережиной провинности, спустя каких-то пять-десять минут она принималась осыпать его поцелуями, нежить в объятьях. Но, пережив только что ужас, наглядевшись на разгневанную мать, помня ее ужасные, полные негодования глаза, он уже не верил ее ласкам и поцелуям. Разве же его любят?! Если ему говорят такие ужасные слова, осыпают проклятиями, то разве же можно после этого верить заверениям в любви?! Нет, это положительно невозможно!
Мальчик научился страдать втихомолку, думать о своей печальной доле, о том, что его не понимают и не любят. Отец в его жизни фигурировал как-то вяло, всегда был чем-то занят, потом спился. Все свое детство Сергей мечтал завести собаку, которая бы его понимала, а когда завел — разочаровался. Понимания у собаки, как выяснилось, недостаточно, его душа требовала более тонкого подхода. Таня, как кажется, поначалу могла его обеспечить. Но лишь до первого конфликта, в котором оба наших героя повели себя непредсказуемым друг для друга образом. Жизненные сценарии Тани и Сергея, заготовленные их прошлым личным опытом для подобных случаев, оказались не ко двору — ни к одному, ни к другому.
Причем и у Тани, и Сергея была невротическая потребность в любви, которая досталась им от их отношений с родителями, где Сергей чувствовал себя одиноко, а Таня чувствовала себя... тоже одиноко. Этих детей недолюбили, а потому они так и не научились любить. Ведь если ты любишь только для того, чтобы самому чувствовать любовь, — это не любовь, любовь — это когда ты любишь так, что другой человек, тот, которого ты любишь, чувствует себя любимым.
В работе с этой парой мы очень быстро достигли первого •эффекта. Как я уже сказал, Тане и Сергею требовалось разное время для того, чтобы перейти от ссоры к примирению. Сергей быстро возбуждался и выходил из себя, но с той же скоростью возвращался в прежнее нормальное состояние, чувствовал, что «перегнул палку», и хотел мириться. С Таней все было иначе, она могла достаточно долго обходить и не замечать конфликт, но когда он все-таки разгорался, она столь же долго восстанавливалась с тем, чтобы объявить перемирие.
Поэтому они получили инструкцию следующего содержания. От Тани требовалось, чтобы она сообщала о своих чувствах сразу, по мере их возникновения, а не держала их в себе; обозначала свою позицию, свой взгляд, не забывая при этом напомнить супругу о своем добром и любящем к нему отношении. Сергею же надлежало не дожидаться, пока Таня оттает и придет в себя, а выходить к ней с предложением о «мировой» сразу же после появления у Сергея чувства, что ее ему недостает. Поскольку оба супруга были заинтересованы в разрешении своего конфликта, им удалось выполнить задание, и их ссоры стали скоротечными, а затем и вовсе сошли на нет. Впрочем, эта процедура только отчасти решила проблему. И Тане, и Сергею предстояло еще решить свои собственные проблемы, связанные с их детством. Как? Об этом мы скажем чуть позже.
Мать не просто должна смириться с неумолимым ходом вещей, она должна хотеть отделения ребенка и способствовать этому. Начиная с этого момента, на материнскую любовь и ложится столь трудная миссия, требующая самоотверженности, умения отдавать все, не желая взамен ничего, кроме счастья любимого человека. Многие матери не справляются с этой миссией и обнаруживают неспособность к настоящей любви.
ИСТОЧНИК НЕУВЕРЕННОСТИ
Например, мальчик подмечает, что взрослые смеются, когда он примеряет отцовскую шапку. Потом он будет ходить с этой шапкой — надо й не надо, являться с ней при любом удобном и неудобном случае, пока, наконец, не столкнется с раздражением. |