Ведь она на этот раз действительно крупно вляпалась, и увольняться с довольно рыбного места ей придется не из-за какой-то дурацкой выходки дурацкого мальчишки, а по статье! Ее, возможно, даже посадят! Это вчера вечером они с мамой и Сашкой заливались хохотом, обсуждая происшествие в «Грации». А сегодня утром выяснилась ужасная вещь. И, увы, не дешевые колготки оказались велики, и не ноготь сломался, и не сервер на работе слетел…
Выяснилось следующее: новый начальник Виталий Валентинович Голубев на работу нынче не явится. По причине наличия у вышеозначенного Виталия Валентиновича вполне законного больничного листа. И не грипп, не бубонная чума, не холера скосила красавца-мужчину во цвете лет. Его жестоко и беспричинно до полусмерти отходила какая-то пигалица в магазине дамского белья «Грация», куда он завернул купить дочери презент на совершеннолетие. При большом скоплении возмущенных свидетелей.
— И будет он полный дурак, если не подаст на нее в суд, — резюмировала Полина Георгиевна, которая на добрый десяток лет была старше нового директора и уже заочно взяла над ним шефство. — Виданное ли дело, очки в золотой оправе прямо на лице у человека так помять, что как будто корова их жевала!
При этом завершающем аккорде молодежь заржала, как застоявшиеся казацкие кони, а вжавшаяся в колючий аспарагус Инночка пискнула:
— Так он в больнице?
— В какой, к черту, больнице, дома бодягу небось к синякам прикладывает!
— Новые очки покупает! Платиновые. Но с темными стеклами! — резвилась молодежь.
— Нет, ну почему у меня завсегда сердце радуется, когда простой человек какому-нибудь богатенькому Буратино в рыло двинет, а? — балагурили коллеги.
— А с чего ты решил, Женька, что пигалица эта самая — простой человек, а не кто-нибудь из наших, из так называемой интеллигенции? — Поставила вопрос ребром Полина.
— Полина Георгиевна, ну вы даете! Конечно, какая-нибудь работница обувной фабрики, ошалевшая от тамошних цен, или нянечка из детского садика. Ну не Инночка же наша рыло этому, как его, Виталию Валентиновичу расквасила!
Тут Инночка была вынуждена раскашляться и бежать в туалет, и жадно, затяжка за затяжкой, хватать сигаретный дым.
Рабочий день завершился нервозно, но Армагеддон местного масштаба предстоял дома: не сказать маме, что объект вчерашних насмешек, голливудского вида любитель абсолютно посторонних попок, и есть будущий Инночкин начальник, преступница не смогла.
— Господи, Нуся, ну почему ты без конца вляпываешься в дерьмо?
— Мама…
— Да, именно дерьмо! Чем тебе был не хорош Никита, с которым вы дружили в школе? Чем?
— Он постоянно поправлял штаны…
— Ну и что?
— На этом самом месте, мама! Это отвратительно!
— Зато теперь он профессор!
— Педагогики, — брякнула Инночка и тут же пожалела о сказанном: Капитолина Ивановна была педагогом с сорокалетним стажем, и намеки на халявность педагогического труда не терпела.
После трех литров слез, посвященных дочерней неблагодарности в частности и бестолковости вообще, а также шести таблеток валерьянки и двух (в качестве тяжелой артиллерии) — валидола воспитательный процесс был продолжен:
— А Славик? Твой бывший? Зачем нужно было выслеживать его с этой его блондинкой? Тем более что он все равно ее сразу же бросил!
— Но мама, я не выслеживала! Я застала их в нашей со Славиком постели, а на ней, к слову, был мой пеньюар…
— Который привез тебе из Франции Славик!
— Ты же сама моешь им плиту, я к этой дряни и не прикоснусь больше!
— А письма, Нуся? — вдруг совершенно спокойным голосом сказала мама. |