Какой занятный язык!
Вошедшая Алексия передала Мессингу довольно объемный том в ярко-зеленом переплете. Мишель взял книгу в руки и с чувством глубочайшего достоинства произнес:
— Документ, лежащий перед вами, господа, представляет собой текст на одном из древнейших наречий нашей чудесной планеты. Это так называемый староиндийский язык, на котором, по всей вероятности, говорили далекие предки нынешних обитателей целого ряда восточных стран. И не только… В какой-то степени и мы с вами — наследники этого прахинди, как его еще называют. Язык этот считался до недавнего времени полностью утраченным, но изыскания лингвистов, в первую очередь — историков грамматики в области языков индоевропейской группы, позволили прахинди почти полностью реконструировать. Во всяком случае, те староиндийские письменные документы, которые на данный момент имеются в распоряжении ученых, без особого труда были переведены на современные языки, в том числе и на русский. А результат работы зафиксирован в словаре.
Мессинг постучал по ярко-зеленой обложке. А через полчаса мы знакомились с итогом трудов Мишеля-переводчика. Вот оно:
«Всех прошлых веков творение способно просочиться сквозь светлый разум к исходной точке Вселенной и там показаться новым или уже изведанным. По тропам этим идти туда, откуда не будет возвращения. Но что ждет там? Смотреть, как пожирает то, что еще недавно было жилищем.
Видеть, как вода проглатывает величье человека. Созерцать, как остатки жизни растворяются в воздухе. Лицезреть, как земля забирает в плоть свою радость людскую. Море шумит, отражая в себе облака. Горы дремлют под медленный ход дневного светила. Все дороги уводят туда, где все кончается. Но там, где все кончается, все и начинается. Остается наблюдать и ждать. Ждать того часа, когда весь мир вновь станет той точкой, из которой некогда весь мир произошел. Сжать в руке плод пальмы. Это ли не счастье? Бросить камень в реку, а потом смотреть, как река поглотит то, что брошено. Лист отрывается от дерева, когда наступает осень. Падает медленно туда, где еще недавно была трава. А мы ждем, когда лист коснется земли, чтобы снова понять: дальше будет то, что ничего не будет. Но снова солнечные дни пробуждают мир. Снова дерево распускается листьями, которым мы так радуемся. Заговорит ли вулкан, пронесется ли ветер, сметая все на своем пути, волна ли морская, высотой с гору, ударится о берег, с небес ли падет на землю огонь, холода ли лютые воцарятся среди пальм… Во всем видеть промысел. И наблюдать. И ждать. И не касаться до срока. Только видеть бездны морские и дали небесные, только слышать зов джунглей и гремящий водопад, только осязать бархат орхидеи и ласковое прикосновение ладоней любимой. Это ли не счастье? А проникнуть рыбой на самое дно морское? А взлететь птицей над самыми высокими горами? А хищником пробежать по безграничной пустыне? Вечером долгого дня плакать над красками, что дарованы были Природой, но потеряны человеком, над звуками, которые эти облака дали смертным, над запахами открытий мира, закрытыми теперь для наших душ. Ночью ждать грома над селением. Верить в гром! И быть самим собой, созерцая молнию над черным горизонтом, молнию, высветляющую и облака, и деревья, и дороги, и поля, и реки. Молния, будь с нами!!! Если срок отпущен, то и пройти его придется от края до края. Жалеть? Нет. Только сочувствовать тем, у кого было все, но кто все потерял. Помогать идти по своему пути вперед или назад, вверх или вниз, вправо или влево. Отыскать среди лиан ручей. Сесть на его берегу и смотреть, как будет уплывать опавший лист. Путь ему туда, где нет нас, но где есть нам подобные. Там сова боится темноты, рыба боится воды, лев боится джунглей, человек боится домов. Страх властвует там над всем. Спасения жаждут и верят в то, что спасение придет от звезд. Звезды же молча взирают на мир. Мир хотел укрыться в раковине из перламутра, однако перламутр растворился как снег с лучами Солнца. |