– Малышка, что там происходит, а? Они все еще играют в свою длинную скучную игру? А? Кто победит? А?
Януария не знала, что кошка смотрела телевизор, и совершенно серьезно ответила:
– По-моему, Крошка.
– Да? – Ну что могла Крошка найти?.. Это было выше его понимания.
– Да. Она всегда побеждает. Невероятно. Везет. Вот что.
37. Микки
Он собирался стать футболистом. В идеальном случае, кэтчером в “Метз”; если не выгорит, тогда все равно, лишь бы в высшей лиге. Если сестра могла стать балериной, почему б ему не заняться спортом. Наследственность у него та же, рефлексы хорошие, башка варит. Почему бы и нет. Доктор Салливен так и говорил, что у него получится, а Грег Линкольн, физрук, говорил, что шансы у него ничуть не хуже, чем у многих, может, даже лучше. Конечно, бесконечные упражнения, конечно, строжайшая дисциплина, конечно, железная воля; но с помощью доктора Салливена он избавится от вредных привычек и тогда вполне будет отвечать требованиям.
Но как можно все это объяснить за полчаса в комнате для посетителей? Матери, которая не может отличить Каика Чалмерса от Опала Нэша? Матери, от которой он и перенял (как сейчас понимал) все свои вредные привычки. Так что просто взял и выложил.
– Не хочу обратно домой. Ни на этой неделе, ни на следующей, ни... – Он хотел сказать “вообще никогда”, но осекся. – Еще долго.
Эмоции скользнули по лицу ее, словно огоньки стробоскопа.
– Почему, Микки? – спросила она. – В чем я виновата?
– Ни в чем. Дело в другом.
– Так в чем? Должна быть какая-то причина.
– Ты разговариваешь во сне. Всю ночь бормочешь и бормочешь.
– Это не причина. Если тебе не заснуть, можешь спать в гостиной, как когда-то Боз.
– Тогда вы психи. Как, ничего? Годится причина? Вы психи, все.
Это ее остановило, но ненадолго. В самом скором времени она опять принялась нудить.
– Может, действительно все в чем-то немного психи. Но здесь!.. Микки, ну не хочешь же ты... Да оглядись только!..
– Мне здесь нравится. И ребята... они такие же, как я. Этого я и хочу. Я не хочу возвращаться и опять жить с вами. Никогда. Если вы меня заставите, я еще раз сделаю то же самое. Вот увидишь. Только теперь возьму жидкости побольше и убью его по-настоящему, без дураков.
– Ну хорошо, Микки, решать, в конце концов, тебе.
– Вот именно, черт побери.
Слова эти и слезы, которыми они грозили прорваться, были что груда цемента, вываленная в свежеоткопанный котлован, в фундамент его новой жизни. К завтрашнему утру все эти нюни станут твердыми как камень, а через год небоскреб будет стоять – там, где сейчас одна зияющая дыра.
38. Отец-председатель
Стоило снять с полки “Керигму” Буньяна (которую уже неделю, как полагалось сдать) и морально приготовиться к погружению в его теплую, вязкую, солидную, ободряющую прозу, как звонок звякнул “динь-дон”, и прежде чем она успела спустить ноги с кресла, опять “динь-дон”. Кто-то сильно нервничал.
Унылая старуха, с измученным лицом, скукоженная, левое веко обвисает, правый глаз выпячен. Стоило отворить дверь, и глаза вразнобой отразили знакомую последовательность: удивление, недоверие, уход в себя.
– Пожалуйста, заходите. – Она мотнула головой, указывая на полоску света, пробивающуюся из-под двери кабинета в торце коридора.
– Я пришла повидать отца Кокса. – Она показала одно из писем, рассылавшихся под шапкой: “В любой момент, если возникнет надобность...”
Председатель протянула руку.
– Председатель Кокс.
Пришедшая, вспомнив о манерах, ответила на рукопожатие.
– Нора Хансон. |