— Исключено. Ствол весит по крайней мере три тонны и явно давно там валяется.

— Ну что ж, не могло же нам повезти с первого раза.

Через несколько минут мы опять наткнулись на устье реки. И хотя она казалась мелковатой даже для лодки, мы все-таки направились вверх по ее течению. Однако уже в восьмидесяти метрах от устья вода покрылась молочно-белой пеной, какая бывает только над порогами, и мы вынуждены были вернуться.

Был уже ясный день, когда мы достигли самой северной точки определенного мною маршрута. Плоское побережье уступило тут место высоким отвесным скалам, почти вертикально падавшим в море.

— Это далеко тянется? — спросил я, указывая на восток.

— Около двадцати километров, до бухты Лардж.

— Вам знакомы эти места?

— Я часто там бываю.

— Есть там какие-нибудь пещеры, впадины?

— Ни одной.

Собственно, именно такого ответа я и ожидал.

— А в той стороне? — я указал пальцем на запад, где сквозь пелену дождя и низких туч проступало гористое побережье. Скалы там тоже вертикально сходили к морю до самого входа в пролив Торбэй.

— Там даже чайки не вьют гнезд, можете мне поверить.

Я поверил ему, и мы полетели обратно к месту старта, откуда повернули на юг. Между островом Торбэй и шотландским побережьем поверхность моря была покрыта толстым слоем белой пены. Мощные остроконечные волны беспрерывной чередой катились на восток. Нигде не было видно ни одного судна, даже самые крупные из них укрылись в гавани. Наш вертолет бросало в воздушные ямы, он дрожал и трясся, как обезумевший поезд, сходящий с рельсов. Если говорить честно, часа такой езды было более чем достаточно, чтобы возненавидеть все вертолеты на свете на всю оставшуюся жизнь… Правда, когда я представил себе, что нахожусь сейчас в море на «Файркрэсте», у меня появилось некоторое уважение к вертолету, а особенно к искусству его пилота.

Мы пролетели километров тридцать на юг, если, конечно, можно назвать полетом эти скачки в воздухе. К тому же эти километры троекратно увеличились, поскольку мне надо было обследовать все проливчики между островами и материком, все естественные гавани, все фиорды. Мы летели на высоте шестидесяти метров, иногда даже меньшей, потому что резкие порывы дождя исключали работу «дворников», и, чтобы увидеть поверхность моря, иногда приходилось спускаться до уровня волн. Но, несмотря на все это, я был уверен, что мы ничего не пропустили в этом районе. Мы видели все, и не увидели ничего.

Я посмотрел на часы. Было полдесятого. Время шло — результатов не было.

— Сколько еще вертолет может выдержать? — спросил я.

Уильямс был спокоен и не производил впечатления измученного. Мне казалось, что его даже забавляет этот полет.

— Мне приходилось преодолевать на нем по сто пятьдесят морских миль в худшую, чем сейчас, погоду, — ответил он, явно очень довольный собой. — Думаю, что лучше спросить, сколько еще выдержите вы.

— Я? Ну, с меня достаточно уже сейчас. Но какое это имеет значение, если я все равно должен продолжать поиски. Давайте вернемся к месту старта и облетим все побережье Торбэя. Прежде всего южное. Потом направимся на север вдоль западного побережья, потом на восток — до поселка, а затем вдоль пролива.

— Здесь вы отдаете приказы.

Уильямс направил вертолет на северо-запад, заложив при этом такой вираж, что буквально уничтожил мой желудок.

— В ящике позади вас вы найдете сандвичи и кофе, — предложил лейтенант.

Я предпочел оставить еду там, где она находилась.

Мы потратили сорок минут на преодоление сорока километров, чтобы добраться до восточного мыса острова.