Подумать только: уже сегодня он услышит щемящий душу голос Певчей Красавицы! А если все будет хорошо, то вскоре мир будет наполняться той Музыкой, которая распирает душу так, как по весне листья, деревьев рвутся к солнцу из тесноты почек!..

Однако как бы ни были сладостны мечты и предвкушения, но пора поторопиться, иначе опоздаешь на завод.

Рон со вздохом спрятал скрипку в самодельный футляр, убрал его в стенной шкаф на самую верхнюю полку и отправился на кухню умываться: в ванной трубы были тоньше, и вода в них за ночь успевала превратиться в лед.

Тщедушная струйка обжигала лицо и руки огнем. Горячую воду в жилые дома подавали лишь по вечерам, часа на три-четыре, и, сколько Рон себя помнил, так было всегда. Экономия воды была неотъемлемой частью Плана, ради выполнения которого жило и исступленно трудилось вот уже четвертое поколение.

Снайдеров наспех позавтракал черствым хлебом и остатками вчерашнего пайка, не забыв оставить кое-что для жены и сына. Когда он уже надевал потертый ватник и резиновые, до самых колен сапоги, лампа в прихожей внезапно погасла — видно, кончился керосин, — и завершать сборы пришлось в темноте.

Дверь комнаты скрипнула, и в темноте послышался сонный голос жены:

— Рон, не забудь получить сегодня карточки на крупы. Слышишь? Обязательно! А то опять останемся с носом, как в октябре.

— Что ты, дорогая, конечно, не забуду, — откликнулся Снайдеров и, чтобы не слушать продолжение истории о его октябрьской забывчивости, торопливо вышел в морозную ночь.

Луна еще стояла высоко над горизонтом. Ветер сыпал в лицо снежную крупу. Где-то за поселком выли обильно расплодившиеся и обнаглевшие в последнее время волки, словно чуявшие своим звериным нутром, что людям не до них.

Ветхая одежда, полученная Роном в заводском распределителе два года назад в виде «б/у», плохо спасала от холода. Ее способность согревать была исчерпана еще прежними владельцами. Чтобы согреться, Рон засунул руки поглубже в карманы ватника и ускорил шаг, направляясь к станции монорельса.

Из соседних домов выбирались сгорбленные фигуры, оглашая хриплым простудным кашлем окрестности и перебрасываясь скупыми приветственными возгласами.

Все было привычно до тошноты. Жизнь для тех, кто боролся за ее поддержание и продолжение на Земле, повторялась изо дня в день по одному и тому же сценарию, и некуда было деться, чтобы вырваться из этого монотонного, опасного однообразия. Словно всю планету, как старинные скрипучие часы, завела чья-то невидимая рука, и теперь надо было жить и работать, подчиняясь действию огромной пружины под названием План, до тех пор, пока у нее не кончится завод.

Впрочем, кое-какие отклонения от однообразия все же бывали. Вот и сегодня монорельс прибыл с опозданием почти на четверть часа. Накопившаяся на перроне толпа вваливалась в уже переполненные вагоны, толкаясь и беззлобно переругиваясь. Остаться без работы не хотелось никому: жесткая, почти военная дисциплина Плана давно выжгла каленым железом прогулы и опоздания. Два незначительных опоздания на рабочее место, независимо от причин, — и марш за ворота завода, голодать и бродяжничать в надежде, что добрые люди из числа работающих счастливчиков не дадут помереть тебе и твоей семье!

Теперь целых два часа Рону предстояло провести на ногах, стиснутым со всех сторон людской массой, но это не огорчало его. Главное — он мог мысленно слушать Музыку, звучащую в его душе. Ну ничего, вот закончит он скрипку и тогда сможет наяву воспроизвести любую мелодию!

Никто из знакомых Снайдерова не одобрял его музыкального увлечения — по их мнению, оно шло вразрез с Планом. Даже жена в последнее время все чаще ворчала по поводу «пустого времяпровождения» мужа. «Лучше бы занялся каким-нибудь полезным для семьи делом, — твердила она.