Одногруппники брезгливо отворотили носы. Обычно я мало говорил на семинаре, но если уж открывал рот, то старался, как и остальные, использовать безупречный, выхолощенный язык Гарварда, теперь же я пустил в ход привычные для меня словечки и интонации.

Я говорил как уличный пацан, а не подающий надежды кандидат в правительственные круги. И был готов, что Дэвис разорвет меня в клочки.

– Неплохо, – молвил он. Подумал мгновение, обвел глазами аудиторию. – Мировая война – это великая стратегия. Все вы так или иначе становитесь пленниками абстракций. Никогда не упускайте из виду, что в конечном счете все упирается в конкретных людей: кто‑то ведь нажимает пальцем на курок. Желая вести за собой массы, вы должны начинать с каждого отдельного человека, с его страхов и желаний, с тех тайн, в которых он ни за что не признается, – и должны знать о нем едва ли не лучше его самого. Лишь пользуясь этими рычагами, можно управлять миром. Каждый человек имеет свою цену. И как только вы нащупаете ее – он ваш, душой и телом.

После семинара я собирался поскорее разделаться с делами и отправиться домой – разбираться со своим незадачливым тылом. Внезапно я почувствовал чью‑то руку на плече. Я ожидал, что это Креншоу, готовый изничтожить меня при всем честном гарвардском народе…

Лучше бы это был Креншоу. За спиной у меня оказался Дэвис с его буравящим взглядом и тихим, шуршащим голосом.

– Я хотел бы с вами поговорить, – сказал он. – В десять сорок пять в моем кабинете. Сможете?

– Как штык, – кивнул я со всей невозмутимостью, на какую только был способен.

Может, этот монстр предпочел сожрать меня при частной беседе? Просто класс!

Организм требовал еды и сна, а кофе с успехом компенсировал бы и то и другое. Возвращаться домой времени не было, и я непроизвольно двинул к «Барлею» – бару, где я работал. В голове, вытеснив прочие мысли, засели долг в 83 359 баксов и безысходная уверенность, что я ни в жизнь не смогу его погасить.

Бар представлял собой претенциозного вида помещение с чрезмерным числом окон. Единственным человеком там на этот час оказался менеджер Оз, который по несколько смен в неделю прирабатывал тут барменом.

И лишь пригнувшись к дубовой стойке и сделав добрый глоток кофе, я поймал себя на мысли: явился я сюда вовсе не за порцией кофеина, в голове у меня крутились комбинации цифр – 46 79 35, 43 23 65 и так далее. Кодировка здешнего офисного сейфа.

Оз, пасынок хозяина бара, был сильно нечист на руку. Причем приворовывал он не от случая к случаю – усушка там, утруска, – а постоянно обносил заведение. Некоторое время я присматривался к его игре, к тому, как он «не продает» напитки, прикарманивая за них наличные: обслуживая своих клиентов, Оз по полсчета не проводил чеком через кассу. Ежевечернее выуживание такого количества бабок из ящика с выручкой неминуемо превращалось для него в некоторую проблему – ведь мы‑то, официанты, в ожидании чаевых вечно топтались рядом. А потому я был чертовски уверен – зуб бы дал! – что этот кретин держит свои денежки в сейфе. Возможно, потому, что действия Оза были топорным вариантом того, что сам бы я делал на его месте, если б еще очень давно не дал зарок никогда не брать чужого. Говоря научным языком, во мне сидел некий «бдительный оппортунизм»: если глядеть на мир глазами преступника, то видится все совсем иначе – подумаешь, подтибрить оставленную без присмотра жестянку леденцов!

В последнее время я уже начал за себя опасаться, поскольку остро нуждался в деньгах. Хуже того – мне как назло постоянно бросались в глаза незакрытые машины, незапертые двери, забытые где‑то сумочки, дешевенькие замки и темные лестничные площадки. Как ни старался, я не мог забыть годы ученичества, свой нечистый опыт и весьма сомнительное мастерство.