Геронтология не была его основной специальностью и на самом деле крайне мало интересовала его, зато его занимали люди. Он иногда спрашивал себя, догадываются ли они, насколько мало нуждаются в нем, так как находятся под постоянным контролем и пользуются наилучшим медицинским обслуживанием. Не исключено, что им просто нравилось встречаться и разговаривать с ним точно так же, как это нравилось ему самому. Но в любом случае от этого не могло быть никакого вреда.
Следующим пациентом оказалась тощая седовласая женщина, которая начала жаловаться, как только открыла дверь, и не прекращала до тех пор, пока не уселась с великой осторожностью на стул и поставила костыли рядом с собой. Ливермор кивал, рисовал закорючки в лежавшем перед ним блокноте и изумлялся высказываниям, критическим замечаниям и оскорблениям, прорывавшимся сквозь поток жалоб, которым она прежде так хорошо и так часто их маскировала. Вообще-то она вела речь только о своей ноге, так что тема могла показаться достаточно ограниченной — пальцы, сухожилия и тому подобное. Но у нее были странные симптомы — помимо обычных болей еще и ощущение жара и зуд, — что становилось еще интереснее, если учесть тот факт, что нога, о которой шла речь, была ампутирована более шестидесяти лет тому назад. То, что в фантомных конечностях бывают фантомные боли, в этом не было ничего нового; в литературе сообщалось даже о полностью парализованных пациентах, имевших фантомные сексуальные импульсы, заканчивавшиеся фантомными оргазмами, но длительность данного случая, несомненно, стоило отметить. Он позволил себе отвлечься от бесконечных детальных жалоб, и, когда он наконец дал пациентке несколько своих сахарных пилюль и выпроводил ее из кабинета, оба почувствовали себя намного лучше.
Когда он вошел в зал заседаний, Кэтрин Раффин и Стертевант уже ждали его. Стертевант, как всегда нетерпеливый, барабанил покрытыми зелеными пятнами пальцами по мраморной столешнице; с губы свисала сигарета из заменителя табака, полностью исключавшая опасность ракового заболевания. Очки с круглыми толстыми стеклами и острый нос делали его похожим на сову, но тонкой линией рта он больше напоминал черепаху: это было не лицо, а самый настоящий бестиарий. А уши вполне могли бы принадлежать американскому лосю, подумал Ливермор, а вслух сказал:
— Стертевант, вы знаете, что ваши так называемые сигареты воняют, словно горящая мусорная куча?
— Вы уже говорили ему об этом, — заметила Кэтрин Раффин. Она говорила по-английски медленно, тщательно проговаривая слова, и очень странно строила фразы. В юности она эмигрировала из Южной Африки, вышла замуж за давным-давно опочившего мистера Раффина, но акцент у нее сохранился до сих пор.
Юность, проведенная среди буров. Очень скрытная и обожающая говорить вокруг да около, точь-в-точь такая, какими принято считать голландских домохозяек, она была тем не менее старшим администратором, и ее голова работала не хуже компьютера.
— Оставьте в покое мои сигареты. — Стертевант смял в пепельнице окурок и тут же извлек следующую сигарету. — Неужели вы не можете хотя бы раз прийти на совещание вовремя?
Кэтрин Раффин постучала по столу костяшками пальцев и включила диктофон.
— Протокол совещания Совета по генетическому управлению, Сиракузы, Новый город, вторник, 14 января 2025 года. Присутствуют: Раффин, Стертевант, Ливермор. Председатель — Раффин.
— Что это я слышал о большем количестве неудач с колбами? — спросил Стертевант.
Ливермор махнул рукой, дав тем самым понять, что вопрос не заслуживает внимания.
— Несколько неудач с банками следует считать само собой разумеющимися. Немного позже я разберусь, в чем там дело, и на следующем совещании дам подробный отчет. Это чисто технический вопрос, из-за которого нам совершенно не следует волноваться. Что меня действительно беспокоит, так это наши генетические приоритеты. |