На самом деле с очередным унтером мы уложились в десять минут. Саня побежал проверить, как тащат службу его подчиненные, а я обошел комнаты, в которых содержались пленные. Хорошо, что приехавшие из Минска эксперты привезли нам в качестве презента от «братьев по разуму» из белорусского комитета неслабую охапку пластиковых одноразовых наручников – они нам сейчас очень пригодились. С учетом того, что народу у нас было немного, а «объем работ» – наоборот, очень большой, каждого из фрицев упаковали в «подарки». На кой черт нам нужны приключения с попытками к бегству?! Немцы, как уже допрошенные (большинство) так и пока неотработанные (ух-ты, всего пять человек осталось, да мы просто стахановцы, оказывается) лежали вповалку в отведенных им помещениях – мужской и женской раздевалках. Спите? Ну, спите, спите. Мешать не буду. Спали, впрочем, не все. Зейберт о чем-то шушукался с двумя своими эээ… подельниками, один из которых, кстати, владел русским языком. Собственно, ничего страшного в этом не было – они уже допрошены, сговариваться им вроде не о чем, но что-то в их поведении заставило меня насторожиться. Надо, пожалуй, к ним пару человек из Саниных поставить – блюсти, так сказать, порядок содержания под стражей.

Когда я вернулся к допросной, члены комиссии и полковник были уже на месте. Видок у них был… Прямо скажем, не очень был видок. Ба! Знакомые все лица!

– Здравствуйте! Рад вас видеть!

– Здравствуйте!

А уж я-то как рад… Член Совета Федерации, которого мне в свое время довелось допрашивать (в Совете Федерации он тогда, правда, не был), видимо, представлял здесь Всероссийский еврейский конгресс (а вот там уже был – причем гмм… на первых ролях). Помнится, мы с ним тогда на «ты» перешли. Ну, Борей я тебя называть не буду, неправильно поймут, но персонально пожать лапу – стоит. Остальные тоже были частично опознаваемы – Борщов, Лучкин, какая-то дама – судя по всему из их компании, а кто у нас с другой стороны? Слизова, Торкин, еще какой-то мужик. А эти кто? Судя по бэйджикам с надписью «пресса» – корреспонденты. Ух ты! Латыпова! Живьем! Кто ж тебя пустил-то сюда? Надо было еще Масюрик с собой прихватить для полного счастья. Так… Этот в форме – видимо, военкор. А этот, бородатый. Блин, Паша Фельгауэр! Да они что, издеваются, что ли? Еще несколько корреспондентов были мне незнакомы, понять, кто и откуда было сложно, но, судя по всему, баланс изданий как-то соблюдался. Странно, неужели телевизионщиков не прислали?

Словно угадав мой вопрос Головатов сообщил, что журналисты программ «Человек и закон» и «Специальный корреспондент» вместе с операторами находятся на съемке и присоединятся к нам немного позже. Ну, позже, так позже. Я представился всем присутствующим и предложил пройти в кабинет, где стараниями Сани уже были подготовлены стулья, а стол застелен какой-то зеленой бархатной скатертью.

Когда все расселись, я предложил присутствующим задавать вопросы. Только было корреспонденты собрались воспользоваться предоставленной им возможностью, как с места вскочил Борщов.

– А почему нам не показали немецких военнопленных? Где вы их содержите?

– Где и положено находиться военным преступникам – под стражей.

– Вы же юрист, вы должны понимать, что преступниками их может назвать только суд, после тщательного и всестороннего расследования!

Ну, дает. Смотрю – у Сани и его бойцов, отобранных для беседы с комиссионерами по принципу наибольшей фотогеничности, заходили желваки.

– Уточняю. Немецкие военнопленные, подозреваемые в совершении военных преступлений, находятся в специально отведенном помещении, где содержаться под охраной.

– Можем мы их увидеть?

– Можете.