* * *

Ну, аншлага сходу у нас не получилось. Первые пару песен вообще было ощущение, что парни играют в пустоту. Прохожие косили глазами, засовывали руки поглубже в карманы и ускоряли шаг. С чем такое связано, хрен знает. Онск вообще странноватый. Я хоть и делал вид, что не верю во всю эту мистику, но вот сейчас даже мне стало немного не по себе. Будто вокруг нас образовался пузырь пустоты, внутрь которого никто все старательно избегали заходить.

Астарот даже пытался намекнуть, что надо бы сворачиваться, фигня получается. Но я уперся. Уже чуть ли не из принципа. Мол, подумаешь, какие особенные тут все! Как в монастыре живут, где им улыбаться запретили! Ну не может же быть, чтобы весь город нас в черный список занес?

«Размочила счет» компания девчонок. Они долго вокруг нас ходили. Сначала две подружки прошли мимо по тротуару центрального проспекта. Потом к ним присоединились еще две, и они все еще раз продефилировали мимо, бросая на нас быстрые взгляды. Потом их стало больше, и они заняли стратегическую позицию рядом со скамейкой в скверике неподалеку. Чтобы вроде как и сидеть не при делах, но и из виду не выпускать. А когда «ангелочки» заиграли «Нирвану», одна вскочила и потащила остальных ближе.

«Ангелочки» приободрились и следующую песню пели уже бодрее. Местные девчонки осмелели, взялись пританцовывать. Причем было ощущение, что они это делают не столько для нас, сколько бросая вызов вот этим вот смурным прохожим, которые шли мимо с кислыми лицами. И осуждали, я уверен. Особенно этих самых девчонок. Мол, ну эти-то заезжие — понятно, у них на рожах написано, что они конченные. Но вы же нормальные девчонки, как вы завтра в школу пойдете?

— А вы долго еще тут будете? — спросила одна из девчонок, когда «ангелочки» допели.

— Уходить пока не собираемся, — пожал плечами Астарот, крепче сжимая свой модный микрофон. — А что?

— Тогда я позвоню и вернусь! — сказала она и умчалась.

«Лед проломлен», — подумал я, когда у лавочки в скверике рядом остановилась семейная пара средних лет. Без осуждения на лицах. Присели вполоборота и смотрели с интересом. Потом троица подвыпивших мужиков присоединились к танцующим девчонкам. А потом явилась целая гурьба парней и девушек старшего школьного возраста. Их явно по телефону вызвали.

«Просто нужно, чтобы появился дурак, который первым начнет плясать», — подумал я. И даже чуть не записал эту ценную мысль. Интересно, да. Даже когда знаешь, интересно наблюдать за тем, как лед ломается. Здесь в Онске население еще более косное, чем в Новокиневске. Событий мало, жизнь течет привычным образом. Работа-дом, сумрачный город, красный кирпич и серая штукатурка. А тут — музыка. И каждый прохожий смотрит прежде всего на на музыкантов, а на реакцию других. Типа, а вдруг нельзя? Вдруг я сейчас подойду, а меня сразу — ррраз! — по шапке. И ярлык на лоб: «Дурак!» И даже если интересно, то идут мимо. Не принято. А что люди скажут?

А когда появляется кто-то, кто плевать хотел на «принято-не принято», то ледяной пузырь проламывается. И… Ну и все, собственно. Начинается нормальный уличный концерт. Парни поют. Зрители подходят. Некоторые остаются. Некоторые дослушивают песню и уходят. Кто-то честно бросает в шляпу монетки и даже купюры. Не сказать, чтобы как-то сильно много, но какой-то донат все-таки есть. Будет, что потратить на ужин сегодня.

— Я бы заменил Кристину у прилавка с кассетами, — тихо сказал Вадим, кивнув в ту сторону. — Попроси Еву лучше. Или кого-то из свободных парней.

— Думаешь, Кристина покупателей отпугивает? — спросил я.

— Ага, — усмехнулся Вадим. — Слишком красивая.

— Так это наоборот привлекать должно, — хмыкнул я, критически глядя в сторону того самого стола.