— Ты ничего не понимаешь! Пусти, дура! — шипела Кора. — Нельзя мне к Неманье! Мне просто деньги нужны! Срочно!

— Ты из-за своего калеки-брата переживаешь, что ли? — хмыкнула Ирма. — Не трясись ты и не ори, тупица! Больно надо мне с этим скупердяем делиться! Обведет вокруг пальца и не спросит, как звали!

Поняв, что Ирму интересует лишь продажа подсвечника, девочка сперва даже расслабилась и пару улиц покорно прошагала за подавальщицей. Но потом снова стала возмущаться:

— Между прочим, это мой подсвечник! Да меня чуть не убили, когда я его доставала! Пусти, кому говорят!

Ирма развернулась и выплюнула в ответ:

— Если ты, сучка, рот не закроешь, я сама тебя добью, чтоб не мучилась! Ты забыла, где мы? Так оглянись и заткнись!

На девчонку эти слова не подействовали.

— Ирма! — Кора встала как вкопанная и резко дернула Ирму за руку. — Стой, я сказала!

Ирма глубоко вздохнула. Она задержала взгляд на свертке. Вырвав его из слабых рук Коры, она ехидно сообщила:

— Не хочешь, не ходи! Только это я заберу с собой!

Девчушка вконец обезумела. Лягнув Ирму, она потянула ценную добычу на себя. Ирма только рассмеялась. Мощное телосложение и хорошее питание сделали из подавальщицы достойного борца за место в этом мире. Бывало, она без помощи вышибал выталкивала хлипких пьянчужек в ближайшие канавы.

После очередного рывка девчонка грохнулась задом на мостовую. Ирма же победно хмыкнула, прижала к себе отвоеванную ценность и поспешила прочь. Мелюзга не сдалась: вскочила и засеменила следом.

— Ирмочка, милая, — Кора начала хныкать и цепляться за юбку девушки, — они меня изнасиловали, хотели увезти и выкинуть за городом. Я притворилась мертвой, а пока они выходили в другую комнату, еле убежала. И подсвечник этот я прихватила специально! Пусть будет хоть какой-то оплатой…

Видимо, слова отдались в сердце Ирмы чем-то понятным и близким. Подсознательно она всегда завидовала природной красоте Коры и понимала, что год-другой — и у нее появится серьезная конкурентка. Может, потому всячески гнобила девочку и гнала из трактира? Хотя иногда, чаще по пьяному делу, в Ирме просыпалось сочувствие, и тогда и сама подавальщица, утирая слезы, жаловалась Коре на поганую жизнь: на то, какие мужики неблагодарные скоты, и что им лишь бы присунуть, а как дело доходит до оплаты, сразу лезут драться, и хоть и попадаются, конечно, исключения, но крайне редко.

Кора продолжала что-то говорить, и Ирма прислушалась:

— У мамы болотная лихорадка! Если не заплатить лекарю, она умрет! Они уже убили Луку! И скоро, — девочка всхлипнула, — и до нас с мамой доберутся. Пожалуйста… Мне нужны эти деньги…

Ирма остановилась, прижав подсвечник к груди и кусая пухлые обветренные губы. Высвободив руку, прикинула на пальцах стоимость лекаря, после чего, тяжело вздохнув, буркнула:

— Ладно. Чего уставилась? Пошли! Только быстро и тихо!

Портовый квартал не отличался особой чистотой и убранством. Хоть обеим девушкам такой вид был и привычен — в их квартале примерно так же, — но запах тухлой рыбы, пропитавший здесь каждый дюйм, бил в нос.

— Фу! Куда мы идем? — гнусаво спросила девочка из-за зажатого пальцами носа.

— Помалкивай да поторопись. Надеюсь, он на месте.

— Кто?

Ирма с еле поспевающей за ней Корой решительно подошла к одному из бараков. Из проема доносился пьяный нестройный хор вперемешку с руганью. Песни славили одновременно морского царя, сытую жизнь и портовых шлюх.

— Бездна! Утро, а они уже на рогах! Уж третий день, как причалили, и до сих пор гуляют.