— На тебе лица нет.
— А что есть?
Пепельница стояла у раковины — укоризненно чистая, отмытая до блеска женской рукой — Канн дотянулся до нее и нарочито громко грохнул стеклянным дном о кухонный стол. Поставил перед собой, зачем‑то толкнул пальцами.
— Шрам есть, а лица нет.
— Ну — ну.
И на этом ответ иссяк.
Регносцирос нахмурился.
— Слушай, да что у тебя не так? Дом есть, деньги есть, работой пока не заваливают, тренировками тоже — Сиблинг успокоился, — баба — пардон — женщина есть. Что еще нужно?
— Наверное, ничего.
— Ты счастлив с ней?
— С кем?
— Со своей Милой.
Тишина.
— Канн?
Тяжелое молчание.
— Аарон?
— Что?
— Ты ее любишь? Рад ее присутствию в своем доме?
И вновь вопрос остался без ответа.
— Ну, она тебе хотя бы нравится?
Затяжка, выпущенное под потолок облако дыма. Хозяин особняка тяжело, скрипнув стулом, поднялся с места, подошел к окну, открыл форточку — в его движениях Баалу виделась обреченность.
— Она… хорошая, — послышалось спустя минуту. — Не придраться: стирает, убирает, постоянно что‑то готовит, заботится.
На слове «заботится» во фразу почему‑то и вовсе забралась грусть.
— Но я спросил не об этом.
Аарон какое‑то время молчал — стоял, опершись на оконную раму, смотрел во двор, затем повернулся. Отозвался и вовсе неохотно.
— Что ты хочешь услышать? Я и сам многого понять не могу. Она ждет от меня кольцо, понимаешь? Мы уже месяц, как вместе. Злится, что я не рассказываю ей, кем работаю, дуется, когда не отвечаю на вопросы. Но я не готов. Я… не пойму.
— «Она» или не «она»?
— Да.
Теперь замолчал и потягивающий чай брюнет — долго смотрел в чашку, размышлял о том, какой стоит дать совет.
— Иногда для того, чтобы что‑то стало понятно, нужно расстаться. Хотя бы на время.
— Угу, — ехидной крякнули от окна и прикурили вторую сигарету, — это как — «Ехай, Мила, отсюда?»
— Ну, можно не «ехай», а сказать, что тебе дали задание.
— Для этого придется объяснить, кем я работаю.
— А в чем проблема?
— В том, что она может этого не принять.
— Так пусть этот момент и станет для тебя показательным — твоя женщина примет тебя таким, какой ты есть.
Точно. Если уж Алеста приняла Баала, то почему бы Миле не принять Аарона? Вот только Канн отчего‑то не был ни в чем уверен.
— Думаешь, временное и «вынужденное» расставание поможет мне разобраться?
— Больше, чем если ты продолжишь сидеть на собственной кухне и жалеть себя.
— Я не жалею, — рыкнули зло.
— Я вижу.
Регносцирос бывал излишне прямолинейным и часто жестоким, но Аарон ценил эти качества.
— Оторви уже жопу, открой ей правду и вали на задание. На несколько дней, а еще лучше — на пару недель. Гарантирую: вернувшись, ты будешь знать ответы на все вопросы и перестанешь походить на хлюпика.
— Ну ты и %!%!
— Не был бы ты моим другом, давно уже отправил тебя тоже «на тот свет», — отрезал Баал грубо в ответ на нелицеприятное и матерное описание себя самого.
— Мечтай!
— Теперь ты становишься похожим на самого себя.
Канн раздраженно затушил в пепельнице сигарету. |