– Стоит только на несколько дней среди рабочей недели уйти в какие нибудь горы, – хладнокровно резюмировал Денис, – как ты моментально превращаешься в социально недействительного гуманоида.

– Чего чего? – вытаращился Гордеев.

– Пространственно временной интенсив, очередная классовая утруска, смена парадигм…

– Эй, Ландау! – перебил Гордеев. – Откуда у тебя в голове вся эта каша?

Денис окинул Гордеева коротким взглядом:

– Хотя само понятие «гуманоид» здесь совершенно теряет смысл.

– Нет, вы на него только посмотрите. Что с тобой случилось?

– А с тобой?

– Поговори мне еще, – сказал Гордеев, сдерживая улыбку. – Разбазарился.

Денис с сожалением покачал головой:

– У тебя там, в твоем Неаполе, даже радио не было, что ли?

– Представь себе – не было. Голова как горный хрусталь – ни соринки, ни пылинки. Словом, чистая доска, табула раса, как выражались древние римляне.

– Да ну?

– Ага, она самая.

– Так мы сейчас эту самую чистую доску маленько подмараем.

Денис ткнул пальцем в автомагнитолу, и в динамиках заиграли позывные радио «Свобода».

Новостная сводка почти слово в слово повторяла все то, что пять минут назад закончил исторгать из себя Денис. Однако даже он сбавил скорость и встроился в крайний правый ряд, когда дикторский голос доложил:

«Сегодня в Москве убит бывший генеральный директор концерна «Интерсвязь» Владимир Волков. По данным агентства Интерфакс, взрывное устройство – предположительно, два килограмма тротила с электронным взрывателем – было подложено под автомобиль потерпевшего и сработало, когда Волков находился в салоне. Потерпевший скончался на месте. Следствие полагает, что это устройство с дистанционным управлением и покушение на бизнесмена тщательным образом подготовлено. По факту преступления возбуждено уголовное дело».

– Ничего себе, – просипел Денис пересохшим горлом. – И до этого добрались.

– Ты его знал? – простодушно спросил Гордеев.

– Нет, не знал. Слышал только. С характером мужик. Головастый и с характером. Был, – мрачновато добавил Денис. – Теперь уже был.

В разговоре наступила пауза, которую радиоэфир тут же заполнил россыпью словечек, типа «дефолт», «минфин», «консолидация правых»…

– Ладно, – начал Гордеев, – смени волну. Хочу музыку.

– Бодряковую?

– Да, именно бодряковую. На сегодня смуров достаточно.

Денис снова прикоснулся к магнитоле, и салон до краев заполнился ровным, как кремлевская зубчатка, ритмом с обволакивающе сытыми басами. Машина побежала быстрее, выскочив на самую середину Ленинградского шоссе.

До конца поездки попутчики больше не проронили ни слова.

2

«Не может быть, не может быть, не может быть…»

Виталий Федорович Проскурец импульсивно расхаживал по кабинету от окна к двери, инкрустированной под мореный дуб, то снимая, то опять водружая на нос очки в тонкой позолоченной оправе.

Хотелось выпить.

Да нет, не просто выпить, а надраться по черному, как последний сапожник. Забыть, забыть все. Забыть, а затем проснуться и узнать о розыгрыше, который ему устроили не в меру распоясавшиеся коллеги.

Но это не могло быть розыгрышем. Это была самая настоящая, неподдельная, натуральная реальность. И реальность была во всем. Она реально перла из всех мыслимых и немыслимых щелей. Ибо то, что произошло сегодня утром, – чистейшая, суровейшая правда.

Ему позвонил незнакомец, представившийся старшим следователем по особо важным делам Мосгорпрокуратуры Омельченко и тоном, не терпящим возражений, предложил срочно приехать по адресу… Он продиктовал адрес и сказал, что встретит лично.