Он, отпустил бы его прямо сейчас обратно на службу, если бы увидел в его глазах панический страх, или хотя бы показное почтение. Но ни того, ни другого не было. Да, парень не виноват. Не нарочно же он уронил поднос. Группенфюрер видел, как все было на самом деле. Официант засмотрелся на голые груди его школьной подруги Жозефины и не вписался в поворот. Правильно сказал хозяин ресторана; с кем, не бывает. Задам для острастки еще два вопроса и отпущу его на все четыре стороны, подумал офицер.
– И что же ты думал о Наполеоне?
– Я думал, что он совсем не великий человек, раз сунулся в Россию, а оттуда еле ноги уволок, господин группенфюрер.
Подозрение вкралось в голову офицера, а не издеваются ли над ним самым форменным образом.
– Ты точно также думаешь о нашем фюрере?
Вопрос был с подвохом, именно такой, какой должны задавать в абвере, чтобы запутать клиента. Теперь сам ответ подскажет, что думает юноша, и насколько он скрытен, прост или умен. Три ответа могут быть.
Первый: Боже упаси! Нет, я так о великом фюрере не думаю! – ответ лицемерного хитреца.
Второй: да, он такой же великий человек! – ответ доверчивого простака. Офицер чуть ранее давал такую оценку официанту.
Третий: фюрер в отличие от Наполеона непобедим! – ответ клинического идиота.
Везде идет сравнительная оценка двух личностей. У неловкого официанта оказался нестандартный ум.
– Как я могу так думать о нашем фюрере, если он немец, а не француз!
Группенфюрер мысленно крякнул. Мальчишка выказывал признаки патриотизма в отличие от него, офицера абвера.
– А о чем это говорит?
– Это говорит о том, что он никогда не пойдет на поводу у дам. Через дам действуют всякие банкиры и шпионы на великих людей! Свой интерес проталкивают!
– Значит, Наполеон великий человек?
– Никак нет! Великий человек – фюрер!
И вдруг внезапная догадка подобно молнии осветила внутренность черепной коробки группенфюрера. Этот молодой официант патриот, отводил, спасал его, офицера, от красотки Жозефины. О…о, куда занесла его фантазия. Бредовость идеи понравилась ему самому. Он по фрейдистски посмотрел на себя со стороны. А что? Чем я не герой, которого надо оберегать от назойливо-ласковых женских рук. Чем я хуже! Наполеон точно также начинал, а потом стал императором.
Группенфюрер мысленно окружил себя неимоверно прекрасными красотками. Они тянут к нему руки, а этот молодой юноша помогает ему отбиваться от них подносом. Глушит их по головам.
– Значит, ты не нарочно это сделал?
Манштайн уловил фатально-меланхолическое настроение офицера отправляющегося на фронт и сказал:
– А вы позвоните в больницу, может быть, профессора оставят там до утра, а ваша дама захочет провести с вами остаток ночи!
Ах, какой красивый ход сделал Манштайн, кто бы только знал. Теперь его не только расстрелять, а награждать надо было. Группенфюрер пытливо посмотрел на виновника столь неудачно закончившегося для него вечера и вызвал конвоира:
– Проводите этого юнца на выход. – и сказал Манштайну. – Вы свободны!
Пока Манштайн следовал на выход, из управления имперской безопасности последовал звонок в больницу. Старший офицер наводил справки о поступившем пациенте.
– Глаз, сильно поранен?
– Нет, совершенно цел! Его совершенно не задело.
– То есть!
– Ложная тревога!
Ах, ты чертов ботаник, подумал группенфюрер, жену решил таким образом от меня, фронтового офицера увести. Он шил себе незаслуженные погоны, ни на каком фронте он еще не был. Старший офицер прорычал в трубку:
– Слушайте мой приказ. Оставить, на всякий случай, поступившего вам профессора до завтрашнего пополудни, до повторной консультации. |