– Ты обещала беречь себя! – продолжил Роже почти грубо. – Именно это ты обещала. Ты сама прекрасно знаешь, что, выйдя из машины, не сможешь удержаться, чтобы тут же не включиться в работу. Разве это можно назвать «беречь себя»?

– Кроме того, – заметил Хэл. – Не хватало еще только какого‑нибудь вооруженного фанатика, жаждущего первым добраться до тебя даже ценой собственной жизни, или вооруженного идиота, который только и мечтает, чтобы убить тебя, если ему представится такой случай. То, что после этого все собравшиеся здесь просто разорвут их на кусочки, не воскресит тебя к жизни.

– Не говори глупости, Хэл, – сказала Рух. Ее голос окреп. – Каким образом предполагаемый убийца мог бы узнать, что мы собираемся остановиться именно здесь, если мы и сами этого не знали? Да, Роже, это именно то, что я должна сделать… это самая малость, которую я обязана сделать для всех этих людей. Я просто выйду, чтобы они увидели меня, и тут же вернусь. Я могу опереться на Хэла.

Она уже тянулась к кнопке связи с людьми, сидящими в передней части салона машины. Джарир повернул голову, и оконное стекло между ними скользнуло вниз.

– Джарир, – обратилась к нему Рух. – Останови колонну. Я собираюсь ненадолго выйти из машины только для того, чтобы показать этим людям, что со мной все в порядке.

– Это неразумно… – начал Джарир.

– Разумно или нет, делай, как я тебе говорю. Слышишь, Джарир?

Комиссар пожал плечами. И опять его бесстрастные глаза увлажнились и потеплели.

– Эш‑ша'аб, – сказал он водителю, который, повернувшись к нему, вопросительно смотрел на него. Он потянулся к панели перед собой и, коснувшись клавиши, что‑то проговорил по‑арабски.

Колонна замедлила ход и остановилась.

– Теперь, – Рух обратилась к Хэлу, – не будешь ли ты так любезен и не предложишь ли мне руку, Хэл. Открывай дверь, Джейсон.

Нехотя Джейсон отомкнул и распахнул заднюю дверь салона со стороны Хэла. Хэл вышел, повернулся и протянул руку, помогая выбраться Рух. Она ступила на землю, тяжело опершись о его руку.

Первые три шага она сделала, почти повиснув на его руке; но, когда они вышли из‑за машины, в которой ехали, на открытое тридцатиметровое пространство, которое отделяло ее от следующей машины в колонне, Рух выпрямилась, поступь ее стала тверже и, сделав шаг‑другой, она отпустила его руку, самостоятельно прошла вперед и затем остановилась чуть в стороне от Хэла, лицом к столпившимся по ту сторону дороги людям.

На протяжении всего их пути люди, которых они видели, махали руками вслед их кортежу в полном молчании. Сначала Хэлу это показалось странным, но потом он понял, что те, кто стоял вдоль дороги, должно быть, думали, что находившаяся в санитарной машине Рух вряд ли могла бы услышать их приветственные крики и в любом случае для нее было бы лучше, чтобы ее поменьше тревожили. И за время поездки он уже настолько привык к их молчанию, что совсем забыл, как может быть в иной ситуации. Но сейчас, стоя рядом с Рух и глядя на эту тысячеликую молча машущую руками толпу, он почувствовал что‑то вроде страха.

Какое‑то время они стояли перед теснившейся у ограждения толпой незамеченными. Глаза всех собравшихся были прикованы к санитарной машине, и мало кто обратил внимание на две одинокие фигуры, отделившиеся от одной из машин эскорта.

Затем руки людей, которые находились ближе всего к ним, вдруг в нерешительности замерли, когда они поняли, кто стоит перед ними. Словно рябь пробежала по широкой водной глади, когда медленно, один за другим, все повернулись в их сторону – они наконец узнали Рух.

Руки людей опустились. Хэлу показалось, как будто по толпе пробежал вздох, который, достигнув ее края, как волна, откатился назад, убыстряя свой бег и набирая силу, пока не превратился в один могучий рев, подобно грому, потрясший воздух вокруг них.