|
К глазам подошла волна тепла, но она решила не реветь при нем. Демонстрировать положительные эмоции. Держаться. Его веки задрожали и он сказал: - Я так устал. - Не могу понять, почему. Он снова улыбнулся: - Сегодня был тяжелый день. - Да? Я думала, вы, полицейские, ничего не делаете часами, только сидите и пончики жуете, да собираете деньги от воротил наркобизнеса. - Иногда мы избиваем невинных граждан. - Ну да, это утомляет. Его глаза закрылись. Хитер продолжала гладить волосы мужа. Его руки все еще скрывались под рукавами смирительной рубахи, и она отчаянно захотела коснуться их. Внезапно его глаза распахнулись, и он спросил: - Лютер умер? Она поколебалась. - Да. - Я так и думал, но... надеялся... - Ты спас женщину. Миссис Аркадян. - Это что-то. Его веки снова затрепетали, тяжело сомкнулись, и она сказала: - Тебе лучше отдохнуть, малыш. - Ты видела Альму? Это была Альма Брайсон. Жена Лютера. - Нет еще, малыш. Я была как будто привязана к этому месту, ты понимаешь. - Пойди навести ее, - прошептал он. - Схожу. - Теперь я в порядке. Она... в тебе нуждается. - Хорошо. - Так устал, - сказал он и снова соскользнул в сон.
Группа поддержки в холле реанимационной насчитывала троих, когда Хитер покинула Джека на ночь - два полицейских в форме, чьих имен она не знала, и Джина Тендеро, жена другого полицейского. У них сразу поднялось настроение, когда она сообщила, что Джек выбирается, а сама узнала, что те несколько раз связывались с департаментом по внутренней связи. В отличие от врачей, они понимали, почему она отказывалась уныло сосредоточиться на параличе и усилиях, необходимых для его излечения. - Мне нужен кто-то, кто отвез бы меня домой, - сказала Хитер. - Чтобы взять свою машину. Я хочу навестить Альму Лютер. - Отвезу тебя туда, а потом домой, - сказала Джина. - Я сама хочу повидать Альму. Джина Тендеро была самой яркой из жен полицейского в отделе и, может быть, во всем департаменте лос-анджелесской полиции. Ей двадцать три года, но выглядела она на четырнадцать. Сегодня она надела туфли на пятидюймовых каблуках, узкие черные кожаные брюки, красный свитер, черный кожаный жакет и огромный серебряный медальон с ярко раскрашенным эмалевым портретом Элвиса в центре. Большие серьги из многих колец, настолько сложные и составные, что напоминали вариацию тех головоломок, которые, как считается, отвлекают разоренных бизнесменов, если они полностью сосредоточиваются на их разборке. Ногти выкрашены в неоново-малиновый цвет, настоящие тени были намного слабее теней на ее глазах. Черные как смоль волосы стекали сплошной массой мелких завитков ниже плеч: выглядели они как парик, который носила Долли Партон, но это были собственные. Хотя Джина достигала только пяти футов трех дюймов без туфель и весила, может быть, сто пять фунтов, если ее хорошенько намочить, но всегда выглядела больше, чем кто-либо рядом. Когда она шла по коридору больницы с Хитер, ее шаги были громче, чем у мужчин вдвое ее больше, и сиделки оборачивались и неодобрительно хмурились, услышав это ток-ток-ток ее высоких каблуков по кафельному полу. - Ты в порядке, Хит? - спросила Джина, когда они направились к четырехэтажной парковке гаража от больницы. - Да. - Я имею в виду - на самом деле. - Так и есть. В конце коридора они вышли через зеленую металлическую дверь в гараж. Он был из голого серого бетона: холодный, с низким потолком. Треть флюоресцентных ламп была разбита, несмотря на проволочные сетки, защищавшие их, и тени среди машин предлагали неисчислимое множество мест для засады. Джина выудила банку с аэрозолем из сумочки, и стиснула ее в руке, положив указательный палец на спусковой механизм, а Хитер спросила: - Что это? - Мейс с красным перцем. |
