Тропа поднималась на зеленый откос и ныряла в укромную, заросшую ивняком ложбину. На ее склоне стояла избушка, кривовато, но прочно срубленная из нетолстых бревен — таких, чтобы мог поднять один человек. Залаял кудлатый пес, бросаясь в ноги хозяину.

— Привет, Сан, привет. — Рыбак потрепал собаку по загривку. — Сейчас поедим. Сегодня еда будет, а завтра придется поголодать. Как, потерпим?

Пес умильно вилял хвостом — завтрашний день для него не существовал.

Человек принялся за разделку улова, однако не управился и с третью, когда дверь заскрипела.

— Трудишься, Серый? — властно произнес гость. Был он низок, с заметным животом и красноватым лицом, облаченный, однако, несмотря на важный вид, в весьма затрапезную одежду. За спиной висела большая плетеная корзина на ремнях. — Это правильно, молодец, жупан будет доволен. Вот только, — он быстро окинул опытным взглядом горку разделанной рыбы, — маловат улов‑то!

— Что делать… — рыбак вяло пожал плечами, — сколь выловилось… Ты что же, все сейчас и заберешь, Миллог?

Они говорили на языке ховраров. Для низенького сборщика это наречие явно было родным, рыбак же по имени Серый изъяснялся с некоторым трудом.

— Ну что же я, злодей, что ли? — возмутился тот, кого назвали Миллогом.

— Работник тогда работает, когда есть что жрать. — Он быстро отодвинул в сторону пяток рыбешек поплоше. — Это тебе и псу твоему.

— Спасибо досточтимому, — равнодушно поклонился рыбак.

Миллог сноровисто смахнул оставшуюся добычу себе в корзину, однако уходить не спешил.

— Эх, Серый ты, Серый… Как дураком был, так, прости меня, и остался. Уж десять лет, как нашли тебя в дюнах голого, — только и мог бормотать что‑то не по‑нашему! — а ты все не поумнел. Едва‑едва урок исполняешь! Кабы не я, отведал бы ты плетей нашего жупана…

— Спасибо тебе, Миллог, — вяло шевельнулись губы Серого. — Я знаю, ты меня защищаешь…

На лице толстяка появилось нечто похожее на сочувствие.

— Давно я тебе толкую — смени ты ремесло! Хоть в дроворубы подайся или углежоги. Лес стоит — вали не хочу. А тут будет ли добыча, нет — урок плати. И сколько можно бобылем сидеть? Бабу тебе нужно, а то живешь чисто зверь лесной. Хочешь, подыщу? Баб сейчас безмужних что мурашей в куче. Сколько мужиков полегло… Скажи спасибо, тебя в ополчение не поставили!

Серый стоял и покорно слушал, упершись натруженными руками в стол, блестевший от рыбьей чешуи. Голова его склонилась на грудь.

— Куда ж мне в ополчение… — глухо проговорил он. — Я и меча‑то держать не умею…

— Да уж! — Толстяк презрительно фыркнул. — Помню я, как тебе его дали…

— Что уж вспоминать…

— Ну ладно. Мне пора уже, чтобы рыба не стухла. Как насчет бабы, а. Серый?

— Стар я для этого, Миллог.

— Стар, стар… Я вот за десять лет постарел, а ты, по‑моему, ничуть не изменился. Да! И еще! Ты слышал: хазги тут в Тарне схлестнулись с какими‑то роханскими шишками? Шхакара убили…

— Шхакара? — Серый поднял руку к наморщенному лбу.

— Ну да! Проткнули насквозь, представляешь? И еще то ли троих убили, то ли пятерых… А сами заговоренные, стрелы от них отскакивают…

Тусклые глаза Серого внезапно блеснули, но лишь на краткий миг.