Изменить размер шрифта - +
Я страшная паникёрша, и всегда боюсь, что мне не хватит самой малости… — эту скомканную речь произнесла одна из толстух и вышколенный секретарь Генри, тут же вывел на экран монитора, расположенного перед микрофоном её имя: «Инесса Карпинская».

«Полька, или моя бывшая соотечественница?» — на минутку задумалась Нани, которая точно помнила, что в этот раз у неё гостили две славянки — из России и из Польши. На всякий случай она решила перейти на свой родной и почти забытый русский.

— Видите ли, моя дорогая, — по вспыхнувшим щекам и изумленным глазам женщины Нани поняла, что угадала. — Мы тщательно отбираем всех торговцев, которые допускаются в места наших стоянок и, тем более, на яхту. Это сделано, в том числе, и в целях безопасности. Так что никакие деньги им никто не даёт, они получают обычные картонные карточки, которые уже затем, в одном из наших банков могут обменять на валюту своих стран. Да и признаюсь честно, — Нани снова улыбнулась и подмигнула, — мне доставляет огромное удовольствие хоть изредка, хоть в этом круизе что-нибудь у кого-нибудь просить. Знаете, так иногда надоедает быть сильной женщиной…

Госпожа Карпинская понимающе кивнула и уселась допивать свой чай. А Нани даже не заметила, как напряженно и подозрительно глянул на неё Док, который по её глубокому убеждению, был израильтянином, общался с ней или на иврите или на английском и совершенно не должен был понимать русской речи…

Зато этот цепкий взгляд не укрылся от Аделаиды, завтракающей с Доком за одним столиком:

— Что-то не так, мистер Эткинд? — тревожно поинтересовалась она. — Почему вы так странно посмотрели на маму? Вас смутил её русский язык?

Док постарался взять себя в руки:

— Отнюдь! Я где-то читал, что ваша мама настоящий полиглот. Я просто подумал о том, что ведя беседу на языке, который не понимает никто из присутствующих, кроме вас, конечно, мама ставит в неудобное положение и себя, и эту даму в жутких незабудках. Попахивает каким-то русским заговором.

— Вечно вам, евреям, всюду мерещатся заговоры, — расхохоталась девушка, и добавила почти заговорщицки. — Я имею право так говорить и шутить. Ведь во мне 50 процентов иудейской крови.

— Что ж, с вашего позволения я не буду присутствовать на оглашении сегодняшнего задания, а пойду, по-стариковски, выкурю сигару после прекрасного кофе.

— Не очень это полезно для здоровья и совсем уж не оправдано для человека вашей профессии, — снова засмеялась Аделаида. Ей почему-то было удивительно уютно и легко с этим необычным маминым гостем. И её совсем не смутило то, что Док был новым и уже, наверное, сто пятым по счету лекарем, которого маменька «тайно» пристраивала наблюдать за дочерью, чтобы определить кажущиеся или возможные отклонения в психическом здоровье своего ребенка.

— Ну, моя профессия не требует от меня лично таких жертв, как отказ от удовольствия утренней сигары. Я душевед, а не диетолог, не кардиолог и даже, помилуй бог, не дантист.

Михаэль Эткинд легко поднялся из-за стола и поспешил в свою каюту. «Боже мой! Боже мой! Неужели я прав и мои поиски, наконец, завершены?» В светской хронике много писали о русских корнях Нани Готлиб. Но лишь её сегодняшняя короткая фраза позволила ему убедиться в том, что это не просто корни. Это речь человека родившегося в СССР, проговорившего на русском языке, минимум, первые два десятилетия своей жизни, и, вполне вероятно, носившего 30 лет назад совершенно иное имя — Анны Пореченской, исчезнувшей 31 августа 1986 года во время крушения и гибели парохода «Адмирал Нахимов» близ Новороссийска. И исчезнувшей, вполне вероятно, не одной, а с годовалой девочкой — Алиной — на руках….

Быстрый переход