Свет, пробивавшийся из кухонного окна,
поблескивал на металлических деталях, за велосипедом явно ухаживали: спицы и
хромированная отделка так и сверкали. Я с удовольствием отметил, что парень
установил на одном колесе подвесной замок на цепочке, а на другом -
барабанный замок.
Шарон протянула мне листок с указаниями, где и когда сдавать кровь на
анализ: в 10.30 8 декабря в клинике на Проспер-роуд.
- Адвокат Барри все устроил, - сказала она.
Шарон нервно поглядывала на узкие часики золотистого цвета, которые
уютно устроились на запястье между складками жира.
- А у Гленна имеются какие-либо предпочтения? Кого бы он хотел видеть
своим отцом?
Шарон споласкивала кружку под краном с холодной водой.
- У него нет, - ответила она. - Но мне было бы лучше, чтобы это был
Барри, с материальной точки зрения.
- И мне определенно лучше, чтобы это был Барри, с материальной точки
зрения.
Шарон предложила чаю, но я отказался. Она сказала, что я получу копию
результатов анализа, и тогда мы сможет "во всем разобраться".
Вернувшись домой, спросил маму, не может ли она найти мои фотографии в
двенадцатилетнем возрасте. Она порылась в коробках из-под обуви и извлекла
школьное фото. На обороте анальным почерком отца было накорябано: "Адриан,
одиннадцать с половиной лет". Я перевернул карточку и с потрясением
уставился на лицо Гленна Ботта. Мама захотела узнать, зачем мне понадобилась
фотография. Не смог ей ничего ответить.
Воскресенье, 7 декабря
Позвонила младшая медсестра Люси, сообщила, что я оставил биографию
Толстого, написанную А. Н. Уилсоном, в тумбочке Уильяма. Он все равно пойдет
мимо, так как живет в Кленовом проулке - нельзя ли ей зайти? Я ответил, что
вряд ли книга пролезет в щель почтового ящика.
- Если бы Толстой умер в возрасте тридцати пять лет, тогда, возможно, у
вас имелись бы шансы, - пошутил я.
Люси спросила, в каком возрасте умер Толстой.
- За восемьдесят, - информировал я.
Я ждал, когда она скажет, что ей пора работать, но, судя по всему,
времени для болтовни у нее было навалом. Сообщила, что после работы вместе с
Люсиндой они заглянут на Глициниевую аллею. Я умолял воздержаться от этого.
Мне хотелось спокойно посидеть и почитать "Обсервер", но Люси была весьма
настойчива.
Рози с мамой, разумеется, пришли в неописуемое возбуждение; Иван сходил
наверх и на кухню спустился уже в рубашке и галстуке к ней в тон. Я
посоветовал домочадцам не тратить понапрасну столько нервной энергии.
Младшая медсестра Люси меня нисколько не привлекает.
Я попытался не пустить ее с Люсиндой дальше порога, но Уильям затащил
Люсинду к себе - поиграть с игрушечной фермой, забитой динозаврами и
доисторическими животными. |