И Атвуд пропал. Браун? Нет, его давно нет. Родригес? Анхель? Все равно, лишь бы удрать…
Нет, не удрать! Надо прикинуться шлангом, может быть, Волк примет за удава и побоиться нападать? А может, лучше в виртуальный аппарат залезть? Ур-ра! Броня крепка! А ну-ка огонь по Белому волку! Ракетами, лазерами, VX-газом, ГВЭПом, ядерной ракетой — чем ни попадя! Можно даже бутылкой с огрызком свечки. Р-раз — и в Лузу! Нет, Лузе огарком в глаз, а «майору» бутылкой по мозгам… Эх, залетные!
Парашют! Суинг, где ты, мать твою за ногу? Я ж разобьюсь и превращусь в Брауна! Не хочу! Не хочу быть Брауном, я — Димка, хотя, может быть, и Колька. Стоп! Я могу сделать из этой шахты коридор. Надо только лечь на пол и пойти по стене…
Свет! Там свет! Там — небо! Надо бежать туда! Господи, да ведь я падаю вверх, как «Боинг-737» с Киской и всей остальной компанией. А ведь это луч-заборник мощного ГВЭПа «летающей тарелки». Я лечу в светящейся голубовато-прозрачной трубе. Куда?
Да, я — Дима, Дима! Живой Дима, а не мертвый Вася. Его уже схоронили, мне пора возвращаться. Нечего петлять по коридорам…
Нет, это не «тарелка»! Это плафон лампы! Он не заминирован, как в компьютерной игре? А то жизнь потерять можно. Сколько их у меня? Четыре или одна-единственная?
А плафон-то не исчезает. И потолок видно. И бороду. Нет, это уже наяву. Борода — это же Чудо-юдо. В белом халате, как положено светилу каких-то наук. Никак не вспомню, каких он наук доктор. Медицинских? Педагогических? Технических? Филологически? Военных? Кагэбэшных? Если последние, конечно, имеются. А что это он глаза трет? Плачет, что ли? Поторопился я, значит, признать, что вокруг — явь. Не может такого быть, чтоб мой отец плакал…
Но это действительно была явь.
Чудо-юдо плакал.
Два года назад я здесь был, это точно. Только дело было летом, и садились мы на более крупном, четырехмоторном «Ан-12», который еле вписался в это совсем небольшое поле. Аж в кусты заехал штурманской кабиной. На посадке мы не угробились, но здесь нас поджидал Сарториус. В перестрелке четверо бойцов СБ ЦТМО полегли, а меня вроде бы взяли в плен. И Таню, которую везли в контейнере, похитили. Даже помню, что «сорокинцы» на вертолете увезли меня куда-то в тайгу, спустили в какую-то шахту… Но потом — обрыв памяти. Каким-то образом очутился дома, у Чуда-юда, и Таня там была. Потом отец и Ленка мне все популярно объяснили. На пальцах. Будто бы на самом деле ничего такого не было, а вся эта заварушка происходила только в моем мозгу. Умом я в это верил, но сердце подсказывало мне, что не все так просто.
Теперь, протерев заиндевевший иллюминатор, я почти не сомневался, что прибыл сюда во второй раз. Тогда, правда, было пасмурно, даже дождик шел, кажется. Кусты стояли с листьями, рябина краснела, трава росла. Теперь было покрасивей. Красноватое солнышко висело над зубчатой стеной черно-зеленых елей. Низенько, почти цепляясь за верхушки деревьев. Небо безоблачное, чистое, хоть пей его, право слово.
Пока самолет рулил на стоянку, я все размышлял, как это меня сюда занесло из теплой Москвы, где до начала декабря и снега не видали.
Никогда в жизни не мечтал о Сибири. Даже в мои детдомовские дни, среди подрастающих советских граждан ходили легенды о том, что на БАМе можно хорошие бабки сделать. Предыдущие поколения — по крайней мере, нам так воспитатели вкручивали — ехали в Сибирь исключительно по зову комсомольского сердца. За туманом и за запахом тайги. Теперь, после знакомства с Васиной памятью, я допускаю, что таковые романтики были. Тогда, двадцать лет назад — подумать страшно, как давно! — не верил этим россказням ни на грош. Зато хорошо знал, что в Сибири полным-полно зон, где сидят зеки. |