Боб слишком рисковал, отправившись в Гелл-Гэп, где жители проявили к нему такую враждебность.
Бедняга Боб! Неужели самоотверженность стоила ему жизни?
Но вот одна из канадских полукровок, щипавших траву поблизости, подняла голову, втянула ноздрями воздух, тряхнула гривой и отрывисто заржала.
На ее голос отозвались другие, и великолепно выученные животные крупной рысью направились к дому.
В пустынной местности конь может почуять чужака не хуже, чем собака, и предупредить о его появлении хозяина.
С седлами и уздечками братья мигом оказались на дворе и стали рядом с лошадьми, намотав на руки поводья и выставив карабины.
На границе предосторожность никогда не бывает излишней: здесь, как в никаком другом месте, познается справедливость знаменитого изречения «vis pacem, para bellum».
Вдалеке показался человек. Увы, он шел пешком.
Ложная тревога, напрасная надежда. Незнакомец приближался неспешным широким шагом. За спиной висел карабин с темным стволом и сумка, похожая на солдатский ранец. Голову украшала серая фетровая шляпа, на такую не польстился бы даже старьевщик. Из-под нее торчали блестящие черные волосы, заплетенные в длинные косы; лицо разрисовано красными, синими и черными разводами — свидетельством принадлежности к племени сиу.
Это был самый настоящий индеец, одетый в оборванную красную рубаху и рыжие кожаные штаны того покроя, что называется «оскальпированным» — две брючины без верха удерживались грязной тряпкой, пропущенной между ног. Походка выдавала прирожденного наездника — он шел, выворачивая ступни.
Однако зоркие наблюдательные юноши обратили внимание на одну частность: его оружие выглядело безупречно ухоженным, что в общем-то не свойственно коренным жителям сих мест.
Сиу остановился в пяти-шести шагах от настороженных метисов и, желая показать, что явился с миром, вынул руки из карманов, не дожидаясь приказания.
— Что нужно моему брату? — спросил Жан на правах старшего.
Не отвечая, индеец выпустил изо рта длинную черноватую струйку слюны и тяжело задумался, словно подыскивая слова. Он жевал табак подобно чистокровным янки.
— Мой брат знает Боба? — спросил краснокожий на ломаном английском.
— Да.
— Боба-конокрада? Плохая ковбой… снимать скальп с индейцев…
— В чем дело? — резко прервал Жан. — Что с Бобом, нашим другом?
— Боб — не друг сыновьям Новой Франции… Боб предатель. Выдать вас людям из города.
— Ты лжешь!
— Клянусь моим тотемом, голубой черепашкой со дна озера Минни-Вакан.
— Жак, — сказал Жан брату по-французски, — эта птица должна очутиться в силке. Возьми-ка лассо… А ты, Франсуа, сними шомпол со своего винчестера. Надо всыпать ему по оскальпированным штанам. Краснокожий смахивает на Иуду. Если его сцапать и высечь как следует, он скажет правду.
С молниеносной быстротой на индейца набросили лассо. Братья действовали удивительно слаженно, с невероятной ловкостью и силой, которую трудно было предположить в юношах, почти подростках. Железный прут взвился над пленником и обрушился вниз, оставив на коже лиловый рубец.
— Боб — наш друг, мерзавец, и ты получишь по заслугам! — проворчал Франсуа.
— О! — вскрикнул незнакомец, чей тон и поведение разительно изменились. — Не бейте! Фрэнк, Джим, снимите с меня это чертово лассо… Комедия окончена!
Франсуа в изумлении выпустил из рук шомпол, а Жак — лассо. Жан проговорил, заикаясь:
— Да это же Боб! Чертов Боб!
— Он сам себя не узнал бы в таком обличье! — заметил Жак, распутывая лассо, чтобы освободить лжеиндейца. |