Мелисса все еще верила в Коринду, ее силы и мнение. Дана – нет
Она верила, что Луч был безумцем. А Коринда врала.
И Дана ощущала перемену в сердце. Оно не разбилось, но замерзло. Она ощущала
это. Мир стал холоднее. Отпрянул от большого мира в тот, который был понятнее, хоть и
страшнее.
Она много думала о боге и дьяволе. О добре и зле. Всю жизнь Дана принимала «зло»
частью мира, не задумываясь, чем оно было. Что оно означало. А теперь ей пришлось
рассмотреть его шире, чем в воскресной школе. Как что–то живое в мире. В ее мире.
Она видела зло. Она смотрела ему в глаза.
Она не понимала его. Было ли зло вложено дьяволом в сердца и разумы людей? Этот
ответ был простым.
Но это был не ответ. Для нее он не подходил.
Дана не знала, изобрели ли зло люди. Это было ужасно, но это казалось логичнее для
нее. Это означало, что люди, хорошие и плохие, были в ответе за то, какие они и что
делали.
Луч был злом. В этом она была уверена.
Но почему? Он был болен? Какие–то обиды повредили его? Так говорили в газетах.
Репортеры все повторяли это, говоря о «природе» и «воспитании». О том, как его
биология была в ответе за влияние на это, и как влияния в жизни сделали его таким. Если
это было так, то он был злым или больным?
Но… было ли это правдой? Многие люди страдали от издевок, обижались. И лишь
некоторые из них ранили других. Это для Даны не было оправданием. Это было не
логично.
Природа? Воспитание?
Это не было определением зла. И, пока она думала об этом одинокой ночью, она
поняла то, что подходило к этому, подходило для Луча. Был третий пункт.
Природа.
Воспитание.
И выбор.
Это, по ее мнению, было злом.
Это имело смысл. Подходило под логику и науку. Но это пугало ее так, что она всю
ночь не спала. Дана знала, как всю правду, что не могла теперь забыть это.
Для некоторых людей зло было выбором.
Офицер ехал на рабочей машине, он заглушил сирену, как только въехал в город, но
оставил мигать красно–синие огни. Они с напарником сидели в напряженной тишине.
Ночь была мрачной, горы туч озаряли вспышки молнии от грядущей бури. Ветер
терзал и менял облака, так что стена бури казалась скалами, поднимающимися на тысячи
футов над Крейгером. Молния в тучах показывала вены и трещины, словно небо
разделилось на куски и падает на город.
Машин не было. Водитель включил фары и обыскивал дорогу без тротуара, которая
вела к карьеру, заброшенному в шестидесятых.
Впереди мигали фары.
Офицер остановился в тридцати футах, скрипнув шинами по старому гравию и
мертвым лозам. Машины стояли там полминуты, лишь вспыхивали фары. А потом
открылись двери черного седана. Сияющая отполированная машина была такой же
черной, как костюмы двух мужчин, вышедших из нее. Они медленно прошли к машине
офицеров. |