«Триаду»   Мэри   Лидер.   Мелисса   верила,   что   она,   как   персонаж   в   песне,   была

перерожденной уэльской ведьмой.

Это была Мелисса.

Дана   вдохнула,   зажмурилась   и   коснулась   ладонью   свого   крестика   на   золотой

цепочке, такой был и у Мелиссы, и попыталась снова прочитать молитву Деве.

– Святая Мария, Матерь Божья, помолись за нас, грешных, сейчас и в смертный час.

Аминь.

Дана   была   не   такой   послушной,   как   хотела.   Вера   во   что–то,   что   было   частью

духовного   мира,   давалась   ей   сложно,   но   и   интересовала   ее.   Ей   нравилась   структура

ритуалов и молитв, они были для нее как формулы. Она ходила в церковь, но не так часто,

как   хотела   ее   мать.   Там   были   ответы,   она   знала,   но,   может,   не   на   ее   вопросы.   Или

инстинкты говорили ей, что церковь не собирается отвечать на все ее вопросы. Она не

знала.

Она закончила молитву, поднялась с колен, села на край кровати и открыла свою

Библию, где оставила закладку из перышка. Это было перо вороны, которое она нашла на

нижней   ступеньке   крыльца.   Дана   проводила   им   под   словами,   пока   читала.   Второе

послание к Коринфянам, одиннадцатая глаза, четырнадцатый абзац: «И неудивительно:

потому что сам сатана принимает вид Ангела света».

Эти слова ее беспокоили.

Переехав в Крейгер, Мэриленд, пару месяцев назад, Дана стала видеть более яркие

сны.   В   Сан–Диего   ее   сны   были   странными,   но   забавными.   Ей   снился   конец   фильма

раньше, чем семья смотрела его. Она знала чье–то имя без знакомства. Сны были как

дежавю, потому она вспоминала их, когда часть сна становилась реальностью. Но таких

снов   не   было   много.   Несколько   в   месяц.   Они   стали   странными   и   темными   здесь,   в

Крейгере. И стали появляться чаще. Может, дело было в городе. Может, в том, что Дана

чувствовала себя здесь изгоем.

У нее еще не было друзей. Настоящих. Мелисса была на два года старше, она могла

завести друзей всюду. Она была такой. А Дана – нет. Она знала, что ее сложно принять,

потому что она все время была в своей голове. Не помогала и перемена, девять лет она

была в католической школе, а на десятый год попала в обычную. Дана нервничала из–за

нехватки строгости здесь, она привыкла, что все ходят в форме, следуют правилам. Ей

было неуютно в школе, а Мелисса вела себя так, словно ее выпустили из тюрьмы.

Дана отложила Библию, почувствовала себя скованно и развернула матрас для йоги.

Это было чем–то новым. Мелисса загорелась этим в Сан–Диего и считала, что йога – путь

к просвещению.