Так оно и было.

Конечно, парень, торгуясь с подольским портным, понятия не имел о его истории. Сам переживал не лучшее финансовое положение, но если бы только это горе. Одежда, в которой вышел на волю, была окровавленной и грязной. Другие нехитрые пожитки хозяин апартаментов, которые снимал молодой человек в Киеве на Подоле, не слишком церемонясь, забрал за долги. Добавив при этом ядовито: себе в убыток, но лучше уж так, чем ничего. Деньги у отца брать не хотелось. Одолжить удалось у знакомого, одного из тех немногих, кто еще не боялся с ним не только общаться — здороваться. Пообещал выслать, как только устроится на новом месте. Хватило на костюм, рубашку, галстук, круглую соломенную шляпу-канотье и билет в один конец на поезд из Киева до Львова.

Звали человека Климентием Назаровичем Кошевым. Когда представлялся, называл себя Климом, других просил именовать себя так же запросто. Не любил, как сам говорил, всяких там цирлих-манирлих, хотя профессия обязывала держать марку, расшаркиваться в присутственных местах.

Он был адвокатом.

Ему недавно исполнилось тридцать лет.

И его могла уже разыскивать полиция по меньшей мере всей Киевской губернии.

Хотя препятствий для выезда за границу не возникло, неизвестно, что, когда и кому придет в голову. Объявить кого-то государственным преступником и отдать приказ принять меры для розыска и ареста — раз плюнуть. Правда, в масштабах полиции и жандармерии всей необъятной Российской империи персона Кошевого выглядела слишком мелкой, чтобы разыскивать его по всей стране. По крайней мере, самому Климу хотелось, чтобы так было.

Путешествовал киевский адвокат вторым классом, заплатив за билет в желтый вагон двенадцать рублей пятьдесят копеек. В его положении это были бешеные деньги. Даже хотел сэкономить, поехать третьим, за восемь шестьдесят. В последний момент передумал. И пока колебался, места разобрали — сразу несколько выкупила ортодоксальная еврейская семья. Клим опасался шума, от которого наутро голова будет гудеть. Но получилось наоборот. Дети, двое пейсатых мальчиков с разницей примерно в пару лет, и девочка помладше, сидели тихо, а когда поезд оставил позади Фастов, мама начала укладывать их спать. Мужчины, старший и младший, судя по всему — тесть и зять, разговаривали в коридоре тихо.

Из любопытства нашорошив уши, Кошевой разочарованно вздохнул: разговаривали на идиш, которого он не понимал. А хотелось знать, с какой целью путешествует эта семья. Вполне возможно, старший решал в Киеве разные хозяйственные вопросы. Впрочем, это предположение Клим сразу отверг — в таком случае мужчины не обременяли бы себя женщиной с тремя детьми. Скорее всего, семья перебиралась на Запад, потому что дела в Киеве становились для них все хуже. Большого багажа пассажиры при себе не имели, что косвенно подтвердило именно такую версию: недвижимое имущество распродали, остальной скарб отправили вслед за собой отдельным грузом.

Время от времени евреи бросали в его сторону подозрительные взгляды. Вряд ли чувствовали со стороны своего соседи опасность. Наверное, им было в его присутствии не слишком уютно.

Поэтому Кошевой решил оставить их хотя бы на немного, поднялся и прогулялся до вагона-ресторана.