— Гордыня. Господь не всегда пресекает грех. Он позволяет грешить, а потом нам воздастся. Скажи лучше, друг мой, отчего будто и не рад моему возвращению? Почему со мной только на вы и «ваше императорское высочество»?

Может, Самохвалову стоило смолчать. Но он не привык гнуть хребет даже перед особами императорской крови. Да и момент оказался такой — расставить все по своим местам.

— Вспомните, как мы расстались.

— Полноте. Неужели ты злопамятен на резкие слова, сказанные в запале? Извини, Петр, я немножко горец. Холодная немецкая кровь разогрета южным солнцем.

— Причем тут запал? Вы ясно выразились, что с полным доверием можете общаться только с Романовыми. Со мной лишь те отношения, что проплачены по военным договорам. — Увидев протестующий жест, Петр продолжил: — Не надо! Меня самого такое положение вполне устраивает. Стало быть, только на вы, ваше императорское высочество. Иначе как друг я был бы вынужден сказать вам много неприятных вещей.

— Например? — напрягся Сандро.

— Сколько угодно. Я вам говаривал, что жалел о своих иностранных авиашоу. Самолет — это оружие. Зачем хвастаться перед всем миром, что имеем такую мощную модель как «Витязь»? Чтобы все флоты и сухопутные силы заранее вооружились пушками, стреляющими вверх?

— Рано или поздно они об этом узнают.

— Вы сделали все от вас зависящее, чтобы дать повод для перевооружения именно рано, а не поздно. Не говоря о том, что в рекордный полет могли отправить других. Будто здесь нет дел. Продолжать?

— Конечно, — ответил князь тоном, не предвещавшим ничего хорошего.

— Вы рассчитывали вернуться в конце сентября. То есть рисковать собой вторично, пересекая океан на «Витязе». Допустим, попали в аварию. Но у меня в голове не укладываются ваши два с половиной месяца на острове в созерцании пупка. Здесь по вам убиваются, запрещают «Витязь» к производству, верстают бюджет, урезав затраты на ВВС, да и просто некого назначить командующим авиацией, кроме как отставного кавалериста.

— Вы с такой позиции судите меня...

— Я — нет. Вас, как офицера, загоравшего в тропиках вместо возвращения на службу, должен судить трибунал. Молиться и исповедоваться можно в православном храме. Но вам не грозят суд и анафема. Вы — Романов, вам открыто сакральное знание о долге перед Родиной. Мне оно не доступно. Поэтому императорская армия получит оплаченные самолеты в срок и хорошего качества. Тем ограничусь.

— Как вы смели мне такое сказать? Вы... — великий князь едва сдерживался, дабы не наговорить в запале гневные слова,

— На сем разрешите откланяться.

— Ступайте.

Бледный от гнева, Александр смотрел вслед нахальному промышленнику, не зная, как поступить. Разумеется, члены императорской семьи нередко одаривали своей дружбой приближенных. Но это была дружба сверху вниз. Ни один князь или граф, не говоря о простых людях, с которыми Сандро сталкивался в жизни, не посмел бы говорить подобным тоном с представителем царской фамилии. С выходцами из подлого сословия бывает так — откроешь ему душу, он в душу плюнет. Не важно, что слова Самохвалова справедливы. Непочтительно в принципе нельзя разговаривать с правящим домом. Это же не боцман на корабле. На том стоит самодержавие.

Где-то через месяц предприятие «Садко» получило предложение подписать договор на организацию государственного завода по строительству боевых самолетов. Само собой, сия инициатива не из тех, которыми можно пренебречь. Петр Андреевич согласился и начал строить предприятие, которое отнимет у него оборонные заказы. Его старший брат пребывал в прострации от глупости меньшого, рассорившегося с императорским зятем, и от упущенной выгоды.

Александр, ранее постоянно бывавший у Самохвалова в ангарах и частенько зазывавший к себе, теперь общался с ним подчеркнуто редко.