Хотя в детских воспоминаниях Игоря не запечатлелось, чтобы родители когда-либо крупно скандалили по поводу отцовских измен. Отец всегда возвращался с работы домой, а не «зависал» у любовниц. Правда, одно время он регулярно выпивал. Конечно, это было связано с незаслуженным и обидным отстранением кадрового офицера и прекрасного лётчика от любимого дела. Но даже приходя под хмельком, отец вёл себя нормально: спокойно разговаривал с сыном, проверял его уроки, обычно что-то рассказывал интересное. Отец много читал и был великолепным рассказчиком. Если бы не запах водки невозможно было догадаться, что по дороге с завода мужчина заходил в рюмочную.

Теперь-то, став взрослым и тоже пережив крах профессиональных надежд, Игорь начинал понимать, каково ему тогда было. Когда долгие годы самозабвенно шлифуешь профессиональное мастерство, живёшь любимым делом, и в итоге становишься Мастером с большой буквы, чтобы в один день снова сделаться никем, то даже самый гранитный характер может дать трещину. Но сын никогда не слышал от отца жалоб, стенаний по поводу незадавшейся карьеры и собственного одиночества. Лишь однажды молодой человек увидел на обветренной щеке бати слёзу. Это случилось на похоронах жены. Хотя последние годы родители были в разводе, они сумели сохранить тёплые отношения. Почти всё лето мать Игоря проводила вместе с бывшим супругом на их общей даче. Игорь видел, как нежно к ней относится отец. Какая бы чёрная кошка не пробежала между ними в прошлом, отец до последних дней её жизни продолжал любить свою Оленьку. Да и она так и не вышла больше замуж. Когда у женщины обнаружили рак, он ухаживал за ней, как самая заботливая сиделка. Мать умерла на его руках…

Но у знаменитого аса слишком много оставалось друзей и знакомых в ВВС. Конечно, кто-то из приятелей деликатно сообщал бывшему сослуживцу об очередном проколе его Игорька. Нефёдов-старший очень переживал эти новости. Но чем он мог помочь сыну?! Если бы только было возможно своё звериное чувство самолёта, природную ловкость и интуицию, снайперский глаз прирождённого воздушного охотника передать мальчишке по наследству! Борис без промедления отправился бы к ближайшему нотариусу, чтобы оформить необходимый документ…

Поэтому, когда старый лётчик узнал о решении сына поменять кабину истребителя на кабинетную службу по другому ведомству, он не стал его осуждать. Напротив, постарался развеять сомнения молодого человека относительно правильности принятого им решения.

– Не жалей, что бросил авиацию. Наше ремесло вырождается. Лётчики перестали быть кастой избранных небожителей. А о современных самолётах всё чаще говорят как о всего лишь «идеальной платформе» для размещения современных типов вооружения… Когда я воевал, случалось, что в ходе «собачьих свалок» с «Мессерами» или американскими «Сейбрами», мог на мгновение поймать полный ненависти или страха взгляд своего противника. Это была рукопашная с сильным врагом, достойная настоящих мужчин. Мне повезло застать время, когда лётчик в открытой кабине узнавал о появлении неприятеля по запаху выхлопных газов из мотора его машины. Я никогда излишне не романтизировал нашу тяжёлую кровавую работу. Но настоящий воздушный бой, это когда ты можешь «пустить противнику кровь», после чего фонарь твоей кабины забрызгивает маслом из его пробитого двигателя! Когда ты привозишь на свой аэродром застрявшие в крыле твоего ястребка обломки взорвавшегося у тебя на глазах неприятельского самолёта… А что сейчас? Ты пускаешь ракету за десятки километров от цели – по отметке на экране бортового радара или по наводке с земли. Человека в кабине всё больше подменяют «э-вэ-эмы». Лётчик превращается в приложение к бортовой электронике – в оператора, навроде оператора котельной, от которого требуется лишь умение в правильной последовательности нажимать на кнопки.